Франсис Бебей - Ашантийская куколка

— Завтра все узнают, кто мы такие! Все!

Еще долго не умолкал гомон во всех уголках рынка, и лишь наступившая темнота приглушила человеческие голоса.

В тот вечер во всех радиопередачах говорилось о намеченной на завтра демонстрации рыночных торговок. К гражданам города обратился начальник национальной полиции, предостерегая возмутителей спокойствия от нарушений общественного порядка, но усмирить разбушевавшиеся страсти тех, кто решил до конца отстаивать свои права, ему не удалось. Выступил и какой-то профессор социологии из университета, он в свою очередь долго распространялся о массовых народных движениях и об их последствиях для жизни страны. Прочел целую лекцию по радио, употребив множество непонятных слов, так что трудно было рассчитывать, что рыночные торговки поняли хоть что-нибудь. Короче говоря, этот вечер окончательно подвигнул женщин на демонстрацию, хотя цель, которую преследовали радиопередачи, была совершенно иная.

— Демонстрантам собраться на углу улицы Независимости, — объявила Мам перед тем, как всем участницам собрания разойтись по домам.

На следующий день утром все уже сошлись в установленном месте, на углу улицы Независимости и той, что вела к аэропорту. К демонстрации присоединились несколько мужчин, те, кто тоже работал на рынке и поддерживал требования женщин. Ни для кого не секрет, что и Западной Африке торговки обладают высоким чувством солидарности и умеют объединяться в профессиональные союзы, порой весьма влиятельные, зато мужчины, трудящиеся почти в тех же условии, этими качествами не обладают.

Все женщины были в сборе. Согласно вчерашнему уговору, они вырядились по-праздничному. В лучах утреннего солнца их наряды заиграли как радуга, и днем, при ярком свете, демонстрация превратится в настоящее воскресное шествие. Бледно-голубые, красные, желтые, розовые пани, блузки всех цветов и оттенков, огромные платки из блестящего шелка, повязанные вокруг головы и высоко приподнятые туго заплетенными и по-особому уложенными мелкими косичками, ослепительно сверкающие на солнце искусственные драгоценности, бусы и браслеты из слоновой кости и жемчуга, сандалии без задников, открывающие свободный доступ воздуху и дорожной пыли, «все это придавало демонстрации. щегольски радостный вид, хотя достаточных оснований к этому, по правде говоря, не было. Просто здесь сказалось свойственное африканцам желание в любой час жить полной жизнью, сделать ее постоянным праздником.

Женщины, а их собралось несколько сотен, быстро построились в колонны, и демонстрация медленно двинулась к центру города, фактически‚ заполнив всю проезжую часть дороги.

Не зря эта улица, называвшаяся улицей Независимости, была своего рода символом. Ведь именно она вела вновь прибывшего иностранца из аэропорта к центру города, так что он успевал вволю надышаться воздухом независимости, воцарившимся здесь всего каких-нибудь три года назад. Путь пролегал мимо весьма внушительного здания, построенного совсем недавно целью «дать убежище политическим деятелям, вырвавшимся из тюрем других стран Черной Африки», где еще не была завоевана независимость. Тут же была расположена официальная резиденция Доктора, тогда занимавшего пост премьер-министра, так как страна считалась еще доминионом британской короны и добросовестно — что называется, «верой и правдой» — служила ее Величеству королеве Англии, Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии.

Любопытно отметить тот факт, что торговки решил. не останавливаться перед резиденцией Доктора, хотя именно от него-то они и ждали решения вопроса, коль скоро административные власти не смогли сами разобраться в этом деле. Даже полицейские, стоявшие на посту у входа в резиденцию, были. немало удивлены поведением женщин, нарядно одетых, прошедших мимо с веселыми песнями и танцами, как во время ярмарки, и даже не упомянувших имя Доктора, ни с намерением его оскорбить, ни с тем, чтобы вызвать из дома и передать в его руки дело защиты тех, с помощью кого он пришел к власти. Скажем к чести всех этих женщин, что они вовсе не считали себя обязанными курить фимиам премьер-министру, и теперешнее полное их безразличие означало лишь то, что их глубоко возмутила его политика, его угодничество перед верховным британским наместником, представлявшим в стране интересы своей королевы.

Истинная же причина такого поведения объяснялась тем, что торговки хотели встретиться не с одним человеком, пусть даже премьер-министром, а с членами парламента в полном его составе. Итак, колонна, в ряды которой вливались все новые и новые демонстранты, продолжала свой путь, по-прежнему занимая всю проезжую часть улицы, крытой асфальтом с зацементированными по обеим ее сторонам кюветами, и вскоре подошла к величественному зданию гостиницы «Амбассадор». Легковые машины, двигавшиеся навстречу, поворачивали обратно, так как ни один водитель не рискнул прокладывать себе путь через толпу, прекрасно понимая, к чему может привести неуместное упрямство. Вскоре для сопровождения демонстрантов прибыли отряды полицейских и выстроились впереди и позади колонны. Но так как торговки с самого начала решили показать, что настроены они благодушно и демонстрация их вполне миролюбива, то никому и в голову не пришла мысль применять силу. Блюстители порядка смотрели с улыбкой на происходящее, всем своим видом давая понять, что впервые им приходится выполнять такую, скорее всего забавную, миссию. К демонстрантам присоединялись все новые участники, и не столько принимавшие близко к сердцу дело, которое шли защищать женщины, а главным образом потому, что им было по душе шагать в рядах, направлявшихся к зданию парламента.

В конце улицы, там, где она пересекалась с Гайд-стрит, из-за интенсивного дорожного движения пришлось в свое время установить трехцветный светофор, первый на пути от аэропорта. Движение здесь регулировал еще и постовой полицейский в синей форме, в кепи и черных ботинках, каждая смена световых сигналов — красного, желтого и зеленого — сопровождалась жестами этого полицейского, который указывал путь машинам, размахивая огромными ручищами в столь же огромных белых перчатках. По его величественной осанке каждый должен был понять, что без него ни одна машина не будет знать, куда ехать дальше. Привыкший к беспрекословному подчинению водителей, он спокойно взирал на массу людей, приближавшихся к Гайд-стрит, для него это был просто один из видов движения, и он знал, что стоит ему подать знак, как оно тут же остановится. Как раз в эту минуту поток машин устремился вперед, наперерез демонстрантам, и, желая задержать их, постовой быстро и решительно поднял руки. Полицейские, шедшие впереди, замедлили было шаг, но мужчины и женщины, идущие за ними, поняли его по-своему. Они попытались пройти дальше, не обращая внимания на красный свет. Назревала первая стычка с полицией. Постовой едва успел остановить машины, у которых, естественно, было полное право на проезд. Тормоза, которых не пощадили владельцы машин, завизжали, как то бывает, когда перед тяжелогруженным автомобилем неожиданно возникает препятствие. Один шофер вышел из машины и потребовал у постового объяснений. Тоненький, как струйка крови он вел огромный, как дом, фургон. Он доказывал, что могла случиться авария из-за такой резкой остановки, да еще при зеленом свете. Но постовой его не слушай и, не опуская рук, стараясь тем самым задержать движение по Гайд-стрит, в свою очередь обрушился на полицейских, сопровождавших демонстрацию: