Франсис Бебей - Ашантийская куколка

— Если я вас правильно понял, в данный момент, по-вашему, они считают это необходимым?

— Я уверен в этом.

Кто-то постучал в дверь кабинета, но инспектор не ответил, хотя стучали весьма настойчиво. Он снова углубился в изучение дел, и лицо его с каждой минутой принимало все более озабоченное выражение. Это был человек из числа тех высокопоставленных чиновников, для которых имеют вес только решения, исходящие от президента республики или в крайнем случае принятые парламентом. Именно таким для него и было решение главы государства, осудившего одного из членов парламента. А принимать в расчет возможные последствия этой правительственной акции не его дело, зачем ему разбираться, например, почему лишили права торговать женщину, которая каким-то образом связана с осужденным депутатом. И уж совсем был выше его понимания тот факт, что рыночные торговки, которые сами же в свое время помогли этому правительству прийти к власти, теперь недовольны его же деянием.

Что правда, то правда, недостаточно развитое чувство реальности сплошь и рядом приводит политиков к мысли, будто избиратель — это просто машина для голосования, которую можно раз и навсегда настроить на нужный лад. Этим-то и объяснялось, что Главный инспектор никак не мог взять в толк, почему торговки недовольны правительством, которому они отдали свои голоса и тем помогли ему прийти к власти.

Внезапно во все три широко распахнутых огромных окна в кабинет ворвался ветер с моря и разогнал противный сигарный запах. Спио почувствовал себя бодрее и мысленно поблагодарил море со всеми его капризами, которые способны внести столь благодетельные перемены даже в духоту чиновничьего кабинета. От дуновения ветра лопасти двух огромных электрических вентиляторов под потолком медленно завертелись, но вскоре снова остановились. Края аккуратно сложенных на столе и прижатых пресс-папье бумаг лишь чуть пошевелились. Главный инспектор продолжал читать. Спио посмотрел в сторону океана: перед ним расстилалось безбрежное пространство цвета расплавленного олова. С того места, где он сидел, все это показалось ему просто неправдоподобным. На миг он представил себе, как страдали в пустыне от слепящих световых отражений и миражей изнывающие от жажды караваны. Ему еще ни разу не приходилось бывать в пустыне, но из школьных уроков по географии он знал, что миражи в Сахаре то окрыляют людей надеждой, то приводят их в полное отчаянье. Подумать только, все это огромное, протянувшееся до самого горизонта пространство — вода! «Странно все-таки устроен мир! — мысленно рассуждал Спио. — У одних воды хоть отбавляй, а другие умирают от жажды». Прошла еще минута-другая, а он все думал о том же…

Еще раз постучали в дверь. Это вернуло Спио к действительности, и он снова увидел перед собой Главного инспектора. Инспектор, все еще занятый чтением бумаг, опять не ответил на стук. Так уж было поставлено дело: пока он занят, никто не смел войти к нему в кабинет. Была это и своего рода тактика, хорошо известная всем его сотрудникам, и ближайшим, и не ближайшим: никто толком не знал, ушел ли их начальник через потайную дверь к «своему» министру или же уехал в город по своим делам. Существует целый клан высокопоставленных чиновников, разработавших особую систему, как на законном основании, не мучаясь угрызениями совести, наслаждаться полным покоем у себя в кабинете. Иногда именно в том и кроется причина уже вошедшей в поговорку медлительности некоторых официальных учреждений, чьему примеру охотно следуют и нижестоящие инстанции.

Спио вгляделся в Главного инспектора и увидел, что на его лице появилось. выражение крайней озабоченности, как будто он нашел в бумагах некую не совсем еще ясную деталь. Казалось, он вот-вот скажет: «Спио, я подозреваю, что у вас в этом деле есть личный интерес, иначе с какой стати вы с таким рвением ищите благоприятного выхода из создавшегося положения?» А объясняется это просто: люди с самыми благими намерениями, искренние в своих душевных порывах, стремятся к мирным целям, и их-то начинают подозревать в каких-то скрытых махинациях. Вот уж поистине можно подумать, что мирные цели сами по себе не достойны того, чтобы люди стремились к ним во имя их же самих, не привнося никаких посторонних мотивов.

Спио, словно прочитав мысли своего начальника, начал первым:

— Господин Главный инспектор, не подумайте только, что меня интересует дочь Амиофи и именно из-за нее я пришел к вам с этим ходатайством.

Инспектор не ответил, даже глаз не поднял на Спио, а только снова выпустил клуб дыма. Спио покоробило это молчание, он понял, что допустил оплошность. Зря он так поторопился. Бывают случаи, когда торопиться рискованно. Желая хоть как-то выйти из неловкого положения, Спио кашлянул, и в кабинете стало вдруг совсем уж невыносимо душно. Он облокотился на край инспекторского стола, провел по лицу рукой, утирая пот, и закрыл глаза. Когда он снова их открыл, то увидел, что инспектор смотрит на него в упор.

— Вы что-то сказали, Спио?

— Я хотел сказать… хотел сказать, что в судьбе Амиофи я лично не заинтересован. Совсем не из-за нее…

— Разумеется, я понимаю, не из-за нее, а из-за ее дочери.

— Нет, господин Главный инспектор, я сказал совсем другое. Я даже не знаком с ее дочерью.

— Не знакомы?

— Да, не знаком.

— Жаль! А я как раз собирался вас спросить, какая она из себя…

— Говорят, красивая, господин Главный инспектор, но сам я никогда ее не видел.

— Тогда, Спио, почему же вы так стараетесь?

— Просто потому, господин Главный инспектор, что положение, как мне кажется, может принять весьма серьезный оборот, нужно во что бы то ни стало принять срочные меры и помешать рыночным торговкам выйти на демонстрацию.

— И это все?

— Да, все.

— Значит, наверняка вы продумали все возможные варианты, чтобы избежать неприятностей. Не так ли?

— По правде говоря, я только об этом и думал все эти дни, ведь это мой долг, и именно поэтому я позволил себе обратиться к вам. По моему мнению, никто из членов парламента, из нашей ли, из оппозиционной ли партии, не осудит вас за то, что вы сами, по своей собственной воле, разрешите женщине снова торговать на рынке и тем самым восстановите мир и спокойствие в стране.

Главный инспектор внимательно слушал, и Спио почудилось даже, что он склонил его к благоприятному решению вопроса. Наконец, негромко откашлявшись, начальник спросил:

— Так значит, по-вашему, если дочь Амиофи сама придет ходатайствовать за мать, то дело будет улажено и опасность возникновения беспорядка устранится?

— Не совсем так, господин Главный инспектор.

— Надеюсь, мне представится случай увидеть ее здесь? Разбираться в делах людей, которых не знаешь, довольно трудно.