Франсис Бебей - Ашантийская куколка

— По всей стране?.По всей стране! — задумчиво сказала тетушка Принцесса. — А я почему-то не слышала об этой истории. В каком же это было году?

— Ой, тетушка Принцесса! воскликнула Эдна. Неужели ты забыла, что все это происходило не в нашей стране, и когда Спио сказал «по всей стране», то имел в виду эту… как же ее‚ ну, ту страну?

— Верхняя Вольта‚ — ответил Спио. — Эдна права, тетушка Принцесса‚ — добавил он‚ — все, о чем я вам рассказывал, происходило за пределами нашей страны.

Тетушка Принцесса отхлебнула большой глоток чая, надеясь тем самым создать у всех впечатление, будто бы причиной ее не слишком умного замечания был чересчур горячий чай, но в ее хитрость не поверили ни Мам, ни Эдна, ни сам Спио. Мам поглядела на Эдну и кашлянула. Принцесса, заметив это, улыбнулась. И наконец все четверо громко расхохотались. Спио, если так можно выразиться, взял новый рубеж. Ему и впрямь своим рассказом удалось создать между его тремя слушательницами и собой атмосферу взаимной приязни… Он посмотрел на Мам и вдруг заметил, что она, прежде чем проглотить чай, долго как бы жует его. В душе он подивился этой странной манере, ибо не мог понять, как все-таки можно жевать жидкость, но тут же решил, что не его дело отучать Мам от ее стародавних привычек. Поэтому он продолжил свой рассказ:

— Как я уже говорил, новость о заключении в тюрьму ганских музыкантов услышала одна женщина, уроженка Ганы, которая, говорят, долгие годы жила в Верхней Вольте, но не в самом Уагадугу, а где-то в другом месте. Узнав о случившемся, она быстро собралась и поехала ходатайствовать за своих соотечественников перед властями Верхней Вольты. Каким-то образом ей удалось вытащить их из тюрьмы, она же дала им на дорогу денег, чтобы они смогли добраться до Тамале, словом, сделала для них все необходимое и даже «чуточку» больше. Вот эта-то «чуточка» и напомнила мне историю про Майка. Однажды, еще до того, как Майк вместе с остальными вышел из тюрьмы, женщина эта… как же ее зовут?.. Забыл. Хотя Майк столько раз рассказывал мне про нее! Ну да неважно! Однажды она приготовила прямо-таки фантастически вкусную еду для наших узников: большое блюдо риса и томатный соус, вполне достойный той славы, которой пользуется ганская кухня, словом, вы понимаете, что я имею в виду. Все «это было приправлено столь ароматными специями, от которых даже у сытого разыгрывается аппетит. Угощение она принесла в тюрьму, а так как у нее были деньги, ей удалось уговорить охранника, чтобы он передал ее дары в руки главного из группы ганских заключенных…

— Майку?..

— Конечно, Майку. Но поскольку наши друзья, как вы уже знаете, уже дней десять не ели, или почти ничего не ели, то при виде такого изобилия Майк, а он сам. мне это рассказывал, так растерялся, так опешил от неожиданности, что забыл о подносе с двумя большими фарфоровыми мисками, который держал в руках. В одной из мисок был рис, а в другой — курица в соусе. Поднос выскользнул у него из рук и грохнулся на грязный цементный пол камеры.

— Ой! хором воскликнули три женщины.

Тут тетушка Принцесса, конечно, не удержалась и, чтобы окончательно удовлетворить свое любопытство, спросила:

— А что же было дальше?

— Дальше? — переспросил Спио. — А дальше ничего не было. Все!

— Очень забавная история, Спио! — с удовлетворением отметила Эдна. И все четверо снова громко, от души расхохотались.

В этот воскресный день, столь приятно проведенный за веселыми разговорами и шутками, Спио успешно сдал, как он сам выразился, «экзамен на социальную прочность, в присутствии Мам и тетушки Принцессы в мирных условиях». Не случайно Спио подчеркивал мирный характер встречи, не без улыбки — вполне объяснимой при воспоминании о «военных действиях», когда ему посчастливилось познакомиться с Эдной, посчастливилось, несмотря на такое малообещающее начало, и понять, какое огромное значение имеет Мам в жизни той, которая уже успела завладеть его сердцем. Обращаясь памятью к прошедшим событиям, Спио приходил к заключению, что любая тучка имеет светлую сторону: действительно, разве мог бы он раньше видеться с Эдной и тем более мечтать о женитьбе на ней, не случись этой знаменитой истории с Амиофи‚ из-за которой столько парламентариев исходило на трибуне слюной, столько израсходовано чернил в редакциях газет и столько пролито крови на улице, в первую очередь крови самой Эдны. Теперь все, казалось, благоприятствовало его женитьбе на ашантийской куколке, дорогой девочке Мам, внучке той самой рыночной торговки, которая была убеждена, что выходить замуж следует только в том случае, если совместная жизнь не помешает главной твоей работе.

Следующий день, однако, предстал в более мрачном свете, хотя на небе по-прежнему не было ни облачка. Известно, что погоду делают газеты. Для Спио, когда он утром шел на работу, погода была, пожалуй, хорошей, тем более что молодой человек ожидал днем прихода Эдны. Эдна впервые обещала прийти к Спио на службу, и он, понятно, находился в самом радужном расположении духа. Каково же было его разочарование, когда, войдя в кабинет и взяв, как обычно по утрам у себя со стола номер газеты «Гана таймс», он прочитал на первой странице заголовок, набранный крупным шрифтом: «Молодая девушка, заживо сожженная своей соперницей», а под ним пять колонок печатного текста. Даже при беглом взгляде на этот заголовок у Спио кровь застыла в жилах и в душе зашевелились самые мрачные предчувствия. Он опустился на стул, чтобы дочитать длинную статью, и с первых же строк убедился, что речь шла действительно об ужасном случае, и тем более ужасном для него, поскольку он лично знал всех действующих лиц.

Как раз в эту минуту в комнату вошел его коллега, вид у него был явно озабоченный.

— Уже видел статью? — спросил он Спио.

Спио не ответил, так он был углублен в чтение.

— Видел статью, Спио? — переспросил вошедший.

— Дай мне, прошу тебя, дочитать ее до конца.

— Зачем тебе дочитывать до конца? Ты же знаешь, что произошло! А все прочее — обычная газетная болтовня.

— Как так? — спросил наконец Спио, отрываясь от газеты. — Почему ты говоришь, что все это газетная болтовня?

— Да потому что нам с тобой прекрасно известно, что газетчики, в сущности, пишут о своих личных впечатлениях, соображениях, предположениях, иной раз совсем несуразных. Возьми хотя бы эту самую статью, дочитай ее до конца, и ты решишь, что Джин скончалась заживо сожженная, и…

— Значит, она не умерла?

— Ну, конечно же, нет! Если бы такое случилось, то я, как легко догадаться, прежде всего принес бы тебе мои соболезнования!

— Почему?

— Потому… потому что… насколько я знаю, Джин — близкий тебе человек, разве не так?