Полина Жеребцова - 45-я параллель

Все было в порядке.

Те, кто чувствуют себя бедными, потому что им нечего надеть или нечего есть, и, оправдывая себя этим, крадут, заслуживают сожаления.

Я гадала, какую мне начислят зарплату. У Николя украли часть зарплаты и выгнали, заявив, что он опаздывал. Решив отомстить, он успешно очистил кассу и прихватил несколько рамок для фотографий.

Днем в фотостудии появилась габаритная женщина в деловом костюме – агент по рекламе Агата Васильевна. Она вручила мне пачку исписанных листов и велела набрать их в программе Word.

Не выходя в уборную и не отбегая попить воды, хотя очень хотелось, я работала.

– Ты тупая курица! – закричала она, когда я набирала десятый лист. – У тебя вот тут абзац не поместился.

– Поместился! – возразила я и объяснила: – Эта программа позволяет задавать определенные параметры.

– Сука! Иди на хуй! – услышала я в ответ.

Здесь моя буддийская практика дала сбой. Наверное, не хватило заряда утренней медитации.

– Сама топай по этому адресу! Я продавец и не обязана выполнять дополнительную работу. Благодари и кланяйся, что я сидела с твоими текстами. Ты не купила меня у работорговца, чтобы измываться, подлая тварь! Я сейчас выцарапаю тебе глаза!

Агата Васильевна моментально спряталась за жену Геннадия.

Один из коллег схватил меня за плечо.

– Тихо ты, успокойся, – сказал он. – Мы должны молчать! Хозяин всегда прав!

– Вы привыкли унижаться с самого детства, когда вас бьют по лицу! Вы трясетесь в школе, вызванные к доске. Вы жуете грязные носки старшины в армии, а затем унижаете тех, кто слабей. Фашизм победил! – не унималась я.

В фотостудии воцарилась тишина, а я запела песню из «Хижины дяди Тома»:

Геннадий уставился в пол. Его жена, выполняющая в фотостудии роль надсмотрщицы, покраснела и расплакалась. Работники закивали, да-да, фашизм, победил.

Агент по рекламе елейным голоском пропела:

– Я к тебе как к доченьке обратилась…

– Вы, женщина, не забывайтесь. Своих детей, если они вам позволят, называйте суками, – ответила я и выскочила на улицу под ливень.

Никто не вышел за мной.

Меня трясло будто в лихорадке.

Потом я успокоилась, вернулась и занялась делами.

Все продолжали молчать.

На следующий день хозяин отдал мне три тысячи рублей безо всяких вычетов и сказал, что хочет продолжить сотрудничество, но я ушла.

Стук в дверь прервал мои мысли о том, как жить дальше. Сердце тревожно вздрогнуло. Я сидела на коврике для молитвы и просила у Бога сострадания для нас и здоровья для Фроси, которой сделали операцию.

Стук настойчиво повторился. За дверью стоял Захар. Мартовский ливень намочил его куртку. Он ничего не говорил, будто я сама должна была догадаться, что произошло.

– Привет! Что случилось?

Мы смотрели друг на друга, с его одежды стекала вода и образовывала на полу лужицы. Захар находился словно во сне, и мне стало страшно. Это только думается наивным провидцам, что если человек побывал на войне, да еще там выжил, его теперь трудно удивить.

– Где Николя? Что с ним? Не молчи!

Взгляд Захара изменился, стал шутливым и добродушным.

– Я решился… – сказал Захар. – Я пришел к тебе.

– Пришел, так садись, – я пододвинула к нему табурет.

– Ты не понимаешь, о чем я говорю? – спросил Захар.

Я почувствовала себя неловко.

– Если Николя нужны лекарства, извини, не могу помочь…

– При чем здесь это? – Захар начал ходить по коридору, не разуваясь, отчего грязи на полу становилось все больше, а понимания происходящего все меньше.

В какой-то момент он остановился и заявил:

– Ты мне нравишься.

– Что?! Опять?

– Я не могу потерять тебя. Мы с Николя давно вместе… Между нами была любовь. Не просто встречи, а божественная любовь. Но все проходит. Все меняется… У меня до него были мужчины и женщины…

– Куда ты решил свернуть на этот раз?

– Что?

– Зачем тебе женщины?

– Я никогда больше не встречу такую, как ты! Я думаю об этом каждую ночь, когда держу его в объятиях. Понимаешь?

– Нет! Не понимаю. Да как тебе в голову пришло такое предательство?

– Ты особенная. – Захар сделал паузу: – Я предлагаю тебе стать моей женой!

У меня сдавило горло.

Захар по-своему расценил мое замешательство, потому что подбежал ко мне и попытался поцеловать. И ему бы это удалось, если бы не полотенце, которым мама гоняла кошек и которым я успешно смогла привести в чувство Захара.

– Ой! – вырвалось у него. – Больно!

– Теперь послушай меня, – сказала я, усевшись на табуретку. – Я люблю Николя и уважаю его выбор. Его выбор – это ты. Ты являешься смыслом его жизни. Нельзя предавать. Никогда. Никого. Тем более – свою любовь.

На Захара было жалко смотреть. Он закрыл лицо руками.

– Надеюсь, Николя не знает о том, что ты пришел сюда?

– Я не могу без него, не могу без тебя! Я с ума сойду!

– Попьем чай, и отправляйся домой. Не расстраивай Николя своими легкомысленными поступками. Твои чувства ко мне – временное помутнение рассудка. Знаешь, почему вы мои самые-самые лучшие друзья?

Захар поднял голову, и я увидела, как из его синих глаз катятся слезы.

– Потому что, – продолжила я, – мне все равно, что он – стопроцентный гей, а ты – бисексуал. Мне все равно, что вы смотрите порно и меняете партнеров ради сексуальных экспериментов. Для меня прежде всего вы люди! Те самые, которые шли по замерзшей трассе сквозь метель, погибая от холода, и самое горькое для вас была разлука. Она была страшней смерти!

– Это случилось давно… – грустно сказал Захар. – Много воды утекло с тех пор, уже не вспомнить тех ощущений. Тогда ток шел по венам, а сейчас пустота и мрак. Я мечтаю о семье и детях.

– Поедете в Голландию и усыновите ребенка.

– Николя не хочет детей.

– Это ему сейчас так кажется. Когда возьмете, он души в ребенке чаять не будет.

Запах свежезаваренного чая разлился по кухне. Часы гулко пробили пять вечера. И если бы жив был мой прапрадед, то распознал бы, что показывает барометр, который чертил своими стрелками нечто таинственное.

Дождь за окном усилился, словно сумрачное небо плакало из-за несчастной любви.

Захар в мокрой ветровке и промокших насквозь джинсах взял горячую чашку с чаем, в котором плавала, как спасательный круг, долька лимона, и задумался. А потом неожиданно произнес:

– Я написал письмо и оставил его на столе.

– Что ты сделал?

– Я написал о том, что земная любовь – это отрезок пути, по которому идут двое, а затем им нужно расстаться, чтобы пробудиться вновь. Я попрощался с Николя.

– Не идиот ли ты?! – Я заметалась по кухне. – Где моя куртка?