Мария Лабыч - Сука

Он показал на крутую взрытую дугу с высоким краем много глубже парной.

– Хорош болтать, – встрял Котов. – Валяй, Сотэ. Врубай кукушку. Только бы срослось! Чего там нам советуют команданте?

– Блокпост?

– Да на хрена. Давай передовой командный.

– Два нуля шесть… Прием! Два нуля шесть, я Уганда двадцать три двенадцать, как слышите меня?

– Я два нуля шестой. Вас слышу…

Я подскочила от неожиданности, прочие изумленно вытянули шеи. Голос прозвучал так чисто и отчетливо, будто говоривший стоял среди нас. Сотник замер, боясь спугнуть удачу. Шапинский исподволь перекрестился. Взводный громко сглотнул и от неожиданности не проронил ни слова. Пауза затянулась.

– Два нуля шесть на связи. Ну? Что там у вас?

Сотник очнулся раньше остальных:

– Я Уганда двадцать три двенадцать. Нахожусь на высоте триста пятнадцать и восемь в окрестностях села Песково. Имею потери личного состава. Прошу соединить с начштаба ПКП…

– И хрена ж ты там, Уганда ебаная, делаешь? В Пескове?

Лицо Сотника вытянулось.

– Вас не понял…

– Я говорю, что ты там по кустам шаришься, когда твои браты в крови погибают за Родину? В Пескове пусто, тишь, да мухи не кусают. Чего, соколики? По погребам решили отсидеться?!

Котов вырвал рацию из рук Сотника так, что того мотнуло.

– Слышь-ка, дядя, где ты там. Тебе говорят: взвод двадцать три двенадцать в Песково. Имеем приказ начроты Крушинина пополнить расчет огневой батареи. Батареи здесь нет! Где – неизвестно. У нас потери. Попали под артобстрел. Шесть «двухсотых», включая командира. Хрена, блядь, тебе там не ясно?

– «Потери», блядь, они считают. Тут война, блядь! Под трибунал мечтаете? Пойдете! Всем составом! Я подполковник Головко, приказываю немедленно вернуться в расположение части.

– Куда?!

– Да вы что там, с ума на хуй посходили? Иди воюй, блядь, или скоро твоя баба станет вдовой дезертира. Конец.

Рация умерла.

– Я не понял. Кто из нас кого не понял? – сплюнув спичку, негромко уточнил Сотник.

– Ну, дядя! – прошипел Котов мимо. – Родной ты мой подполковник Головко. Да я ж тя, гада, найду. И скоро, бля…

Желваки на скулах его побелели.

– Что теперь-то?

– Блокпост давай. М-мать…

– Мимо. Тишина.

– Ладно. На хуя нам блокпост… Там теперь, видно, эти суки сепара рулят. Давай штаб операции…

Впустую. Там тоже никто не ответил.

– И че? Этого старого хрена подполковника взад. Давай, ПКП повторить.

Повторно мы вызывали ПКП, но теперь и там будто вымерли все вчистую. Сотый круг Сотник повторял попытки связаться хоть с кем-нибудь, и вдруг эфир покрыл визгливый смех.

– Кто? Ты что, Довга? Да ты что?!

Тот не унимался и будто нас не слышал.

– Боец, закройся, – сквозь зубы приказал Котов, вглядываясь ему в лицо.

Сотрясаясь всем телом, Довгань ткнул в небольшой предмет под ногами. Поднял осторожно. Котов протянул было руку и вдруг панически отшатнулся.

– Брось на хуй!

На развязанном шнурке в руках бойца раскачивался тяжелый армейский ботинок. Такой же, как на любом из нас. В ботинке оставалась ступня в шерстяном вязаном носке. Осколок раздвоенной сероватой кости остро торчал из порванной буро-пятнанной козьей пряжи.

– Бабка вязала. Что думаешь, наш? Не наш? – выдавил из себя Довгань и снова зашелся.

Смех утонул во всхлипах. Ботинок скакал и дергался во все стороны. Осклизлый шнурок медленно выползал из пальцев, и я гадала, в кого вылетит находка. В кого вылетит – тот следующий. Довгань вдруг стих, размахнулся и снарядом отправил ботинок в овраг Пескова. Сгребая слезы с лица ладонью, он продолжил неожиданно бесстрастно:

– Знаете что?

– Заткнись, еба. Валим отсюда. Взво-од!..

– Слышь? Что странно. У них нет лиц. Вообще.

– Заткнись, Довга, подобру прошу.

– Не, слышь? Они не взаправду. Наших шестерых положили, а их самих нет как нет. Пустота.

– Уймись. Что за прогон?..

– Их нет, и командиров наших тоже. Не-ту! Ни-ко-го. Не существует в природе. Это кто-то все придумал. Здесь только мы одни! Да и те ненадолго.

– Идти пора. Так кости кинем, блядь.

Парок отлетел от губ Сотника.

– Куда прикажешь, блядь? Куда?! – Довгань растерянно оглядывался.

– Пойдемте на Удачу, – тихо сказал Шапинский.

– Рехнулся? На куда?

– На Удачу. С ней хоть ясно. Там сто пудов наш опорняк. Кирзы полно, ватники туда хрен сунутся. Если мы в котле, то и Егорьевку, и блокпост слили, это как с куста. Ясно, он прям на трассе. На блокпосту предупреждали: «Прете в жопу». Она и есть, родимая. Закрылся, блядь. Возвращаться тем же ходом понту нет.

– Удача? Так это черт-те где.

Котов достал карту и долго мял ее, одновременно пытаясь пронизать взглядом голубой лес на дальнем холме.

– А может, задний ход? – неуверенно предложил Шапинский. – Тропу знаем, и близко вроде… На блокпост не соваться, обойти его лесом.

– Тогда уж лучше самострел, чтоб время зря не тратить. Как знаете. Под пулемет не полезу, – отрезал Довгань.

– Да, картинка не прикольная. Пулемет фигня, – промычал Котов в ладонь, прижатую ко рту, и вглядываясь в карту.

– Что там?

– Если слили Егорьевку…

– Если, если. Хорош гадать-то…

– Есть варианты?! Я говорю: если слили Егорьевку, – веско повторил Котов и поковырял ногтем карту, – теперь сепара держат трассу. Вот наш ближний лесок, тут был наш БП. Теперь, допустим, ихний. А вот дорога, что мы грузовиками отмотали. От тут. За ней поля на километры, место пустое в три стороны. Прямой прострел. Только с севера лес лысый да болото. Ладно было б лето, а без зеленки хрен втихаря проберешься. На БП и расчета хватит, чтобы снять хоть роту пехоты. Нас пощелкают на раз-два. А там сейчас поживей, я думаю. Обживаются, ватнички.

– И что?

– А не хуй там ловить, вот что! Мысли есть?

Молчание.

– Короче. Ходу. Поперли на Удачу.

Мне семнадцать.

– Ну как, встала? Ходишь?

– Да, спасибо.

У Лермонтова в кабинете удобные кресла и кушетка. Когда он предлагает расслабиться, он имеет в виду разлечься на ней. Я не понимаю, как можно расслабиться в позиции, из которой нельзя быстро собраться и дать отпор. Поэтому я лежу головой на столе на собственном предплечье. Мне виден двор и небо. В его кабинете – специальные небьющиеся стекла. На них из немногих нет решеток, и кажется, что нет преграды. Лермонтов не возражает.

– Что ж. Теперь по всем законам ты взрослый человек, и разговор пойдет серьезный.

– Ого. А что до этого?..

– Фигня. Так и запомни: детский лепет. Ты переросла его, и на самом деле важное прозвучит сегодня впервые.

– Я вся внимание.

На самом деле мне не смешно. Просто некоторым людям проще, когда они шутят между собой. Это игра по правилам. Между тем я по запаху чую, что он настроен необычно. Возбужден, насторожен и немного… боится?