Сергей Кочергин - Деревянные волки

Они вышли из предбанника, и пошли вдоль длинной поленницы дров. По ходу Михалыч показал пальцем на веревку со штанами — смотри, мол, сохнут, потом вдруг исчез, но через несколько секунд снова появился с галошами в руках.

— На-ка, прикинь, а то босиком не сезон — сентябрь на носу.

Сашка послушно «воткнул» ноги в глубокие галоши.

— Да-а, — выдохнул он. — Две минуты, и ты — клоун. Михалыч, тебе бы режиссером работать.

— На сегодняшний день я могу только садовником. — Он остановился, перевел дыхание. — После инфаркта у меня даже от лопаты — когда землю в могилу бросать — и то задышка. А садовником, груши околачивать — запросто. Сань, шевели копытами, точно опоздаем — в Сибири эти спектакли всего полчаса длятся, а дальше — неинтересно, дальше никаких действий — одни слезы.

— Кощунственно звучит: «Театр, спектакль, лилипуты». Помогать нужно, а не смотреть.

— Помогать, дядя, мы уже опоздали: пока приезжает пожарка — у деревянного дома крышу набок сносит. — Михалыч в это время как бы «отдал честь», только слегка наоборот — не руку поднес к голове, а голову склонил к руке. — Но никакого пожара нет — носом чую. У меня последнее время из всех органов только один нос нормально работает. Так что не переживай, дядя, вместо трагедии, может быть, будем смотреть комедь.

— А почему, собственно, дядя?

— Ну а как же? Товарищ, друг, господин? Сын?

На слове «сын» Сашка остановился. Михалыч тоже на мгновенье замер, заметив, как среагировал на это слово Александр.

— Или как? — продолжил Михалыч. — Эй, гражданин! Все не так. А имя скажу — совсем другой человек перед глазами. Не обижайся, я тебя видел последний раз, когда ты только учился ходить. А время между один и двадцать совсем по-другому, чем между пятьдесят и семьдесят. Так что получается, что тебя для меня два: один маленький, другой — почти дядя. И вообще, тебе сейчас думать вредно, потому что шесть часов разница во времени.

Сашка остановился:

— Михалыч, ты как-то постоянно все запутываешь, куда-то тянешь в какую-то муть. Мне нужно было ехать сто часов, чтобы ночью в белой простыне пройтись по деревне, рассуждая о течении времени?

— Ну вот, пришли. — Михалыч толкнул Сашку в плечо.

Из-за поворота мы вышли к колодцу, окруженному толпой зевак. Метрах в семи-восьми от колодца стояла пожарная машина. Лампочка под большой зеленой «тарелкой» с высоты слегка покосившегося деревянного столба освещала место действия.

На освещенном пятачке (совсем как в театре) «работали» два «актера» — пожарник (тяжеловесный мужчина лет 45–50) и Борис (молодой человек лет 35).

— Хватит, не хватит, — кричал пожарник, разматывая шланг. — Это уже не твое дело. Есть задача — задача будет выполнена. У нас в районе еще не вырыт такой колодец, чтобы наших шлангов не хватило дно достать.

— Ваня, не тереби душу. — Борис шел следом, перескакивая с одной стороны шланга на другую. — Шевелись, включай свою водокачку — уже давно нужно ехать обратно, скоро вся деревня здесь соберется. Мне перед народом стыдно. — Он повернулся лицом к толпе. — Народ! Мне стыдно!

В это время, пробравшись через кольцо зрителей, Михалыч тоже вдруг оказался на «сцене».

— Боря, ты что, в пожарники подался? Объясни ситуацию, ни хрена не понимаю. Думал, кино снимают, а тут ты, однако, цирк показываешь.

Я даже подумал в этот момент, что, если бы Михалыч пришел один, без Сашки, он, возможно, и не полез бы на «сцену» — тихонечко постоял бы в толпе и так же тихонечко ушел.

Борис повернулся на голос, на мгновение замер — как будто сразу не узнал Михалыча, потом бросился обниматься — как будто они были старые друзья, и лет десять уже не видели друг друга.

— Михалыч, ситуация — драма на море. Мозгов не хватат, чтобы эту драму пережить. Представляешь, дед, пока муж столицу поднимал, всякие там метро строил, по пятнадцать часов баранку из рук не выпускал — всякие там недра перевозя, жена тут замасленные свечи каждый день меняла. Ну, короче, приезжаю — а она с этим, блин, Абрамко… из Херсона. Тепленькие еще. И арбуз вот такой на столе! Представляешь?

Я попытался представить именно такой арбуз, какой руками показал Борис, — и не смог.

— Представляю, — сочувственно ответил Михалыч.

— Ну и как?

— Красиво.

— Да иди ты! Меня — на арбуз. А я ее фотографию на лобовом стекле, — он несколько раз постучал ладонью по лбу, — вожу, как идиот, по столице нашей Родины. Разговоры с ней разговариваю. Господи, за что? Короче, пока я топор искал — смылся, подлец. А в прошлом году другом семьи был. Короче, я с этой дурой маленькую политинформацию провел — после чего она в колодец и бабахнулась. — Борис вдруг отскочил от Михалыча, посмотрел в черную дыру колодца и крикнул: «Баба-а-хнулась». И снова повернулся к Михалычу.

Через несколько секунд вернулось эхо — «ахнулась». Борис очень наигранно вздрогнул (наверное, специально — для публики). В темноте в это время кто-то несколько раз хлопнул в ладоши.

— Бабахнулась по собственной инициативе, — почти прошептал Борис, но вдруг сорвался и обратился к народу: — Люди! На кой хрен вам эти арбузы — там же одна вода. Жрали всю жизнь рыбу и шишки, ну и жрите дальше, зачем организмы портить. Вам что, огурцов мало, что ли?.. — Он повернулся к деду. — И короче, Михалыч, приносят мне мужики эту дуру домой, в ночной рубашке, мокрую, без трусов. Позор! А я сижу и на двоих с топором водку пью. Бросили ее на кровать, как чучело. От ста грамм отказались. Представляешь?

— Представляю, — тихо сказал Михалыч.

— И не надо меня перекривлять, — огрызнулся Борис. — Представить это невозможно, если бы такое показали в кино — я бы не поверил.

Почему невозможно? Я лично представил: один несет, двое идут сзади. Если нести вдвоем — то это не очень удобно, если втроем — даже смешно. Втроем можно нести только двумя способами: на плече, как бревно, или — двое под руки, а третий между ног, как в упряжке. В этом случае, чтобы быстро передвигаться, нужно вперед ногами. Я даже представил впечатления какой-нибудь старушки, печально выглядывавшей в окно, мимо которого пронеслась такая «тройка».

— Михалыч, но это только начало моего позора. О Боже. — Борис поднял руки к небу. — Мужики ушли, а потом вернулись (я-то думал, что они насчет ста граммов передумали), но не тут-то было.

— Боря, говорят, мы тебя, конечно, уважаем, но эту блядскую воду из колодца нужно вычерпать, чтобы их жены, не дай Бог, мол, такой пидемией не заразились. Ну а я, че, я деньги в карман — и в пожарку. Я ж завсегда, я ж для общества все. Только напрасная эта работа, все бабы — одного поля ягодки, и каждому по жизни хоть по одному рогу, но положено. Хочешь, черпай эту воду, хочешь, не черпай. Но лучше вычерпать, чтобы свои рогатые морды там, на дне, не видеть потом. Ну, ты же меня знаешь.