Илья Кочергин - Точка сборки (сборник)

– Хорошая охотничья байка, как лесник испортил филину охоту. Но мне не хватает вашего отношения. Как вы к ним относитесь, кем или чем они для вас являются? Вы, в отличие от большинства нормальных современных людей, можете позволить себе роскошь как-то по-своему относиться к представителям дикой фауны. Они для вас должны что-то значить. Человек, дорогие мои, когда-то осознал себя человеком, глядя на животных.

Орлова чиркнула зажигалкой, запахнула куртку, устроилась поудобнее, опершись спиной о ствол кедра, и пояснила:

– Легче всего воспринимать совиных, как это делали романтики. Зловещий хохот в чаще леса. Развалины. Покинутые человеком места, былая слава, луна, предчувствие беды – что-то такое. Помните, «с бровей слетела стая сов» у мертвой головы в «Руслане и Людмиле»? Или как совы накликали разгром римлян при Каннах? Какой еще у вас выбор? Есть символ мудрости, который сидит у Афины на плече. Есть соловьевская «сова благоразумья». Есть нечто нейтральное, просто часть пейзажа, как у Есенина, – «по-осеннему кычет сова». Есть бальмонтовский символ творчества – «пред творчеством новым зажжется, сквозь Хаос, безмерное желтое око».

Аспирантка, которая занималась не совиными, а тетеревиными, уселась рядом с Митей, и ее коленка касалась его колена.

– Я наверняка многое пропустила, – продолжила Орлова, – но это все незначительное – у Бодлера совы замерли в мечтательных позах, Маяковский назвал совой Верлена. Сова в баснях. Это мелочи. Совиных в поэзии больше, чем надо. Я хочу предложить кое-что поинтереснее. Смотрите – на неолитических петроглифах изображены обычно наиболее значимые для человека животные: олени, лоси, козероги, быки, волки, собаки, львы. Есть хищные птицы, есть утки, журавли. Но сов, по крайней мере в Евразии, довольно мало. Считаные единицы. Хотя они не могли не привлекать внимание человека, не символизировать что-то. Ну вот мохноногий сыч есть на Томской писанице рядом с двумя лосиными головами, филин есть тут недалеко, в Чанкыр-Кёле, а так больше и не вспомню.

Под прикрытием темноты и куртки, укрывшей колени девушки, Митя взял ладошку аспирантки в свою руку. Так они и замерли, словно бодлеровские совы, слушая Наталью Ивановну.

– Этим редким совам, выбитым в неолите на камне, посвятили свои работы некоторые умные люди. И вот тут, Дмитрий, вам еще один образ совы, предложенный академиками Окладниковым и Мартыновым. Я даже выучила эту цитату. Сова, нарисованная на камне древним человеком, олицетворяет «исключительно устрашающее, смертоносное, но утилитарно благоприятное для человека начало». Видимо, бывают и такие начала – смертоносные, но благоприятные. Вам нравится?

Митя сидел, держал тонкую ладошку и вспоминал, как первый раз отправился один в тайгу. Это было еще в Букалу, весной, когда по склонам зазеленела первая трава. Он думал спуститься в Кичик-Каракем и заночевать у ручейка, а весь следующий день провести на ногах, в лесу.

Первый раз один в тайге. Темнело, а ему еще километра три оставалось. Он спешил, мысли скакали, путались. Кого он встретит завтра и будет ли стрелять? Как лучше нести ружье, чтобы успеть его моментально сдернуть и прицелиться? Что он расскажет о своем первом дне в тайге и кому? Как выглядит со стороны?

Он несколько раз останавливался и перезаряжал ружье – пулю менял на дробь, а потом опять дробь на пулю. Никак не мог угадать, кто на него выскочит – кабан или заяц? Вдруг представлял огромного черного глухаря с красной бровью и черной бородой и снова судорожно вытаскивал из ствола пулевой патрон и запихивал дробовой.

Затем испугался, что забыл чай, и стал копаться в рюкзачке, пока не нащупал мешочки с заваркой и сахаром. Ночевка утратит половину прелести, если сидеть у костра без чая. Затем увидел следы какого-то зверя в траве, пересекающие поляну, и стал страстно жалеть, что не умеет читать следы.

А потом, в совершенно сгустившихся сумерках, он увидел двух больших сов, а может, это были филины. Деревья и их толстые ветви образовали здесь арку над тропой, или можно представить это в виде ворот – темных высоких ворот в темном, почти ночном лесу.

– Я их толком не разглядел. Но здоровые такие были, мне вообще огромными показались, – рассказывал Орловой Митя, на время даже отпустивший ладошку и убравший руку из-под куртки, чтобы показать в воздухе, как выглядела арка из древесных ветвей.

И с этой арки, вернее, с этих ворот неторопливо слетели огромные совы – одна направо, другая налево, совершенно беззвучно.

Он сначала дернулся от неожиданности, настроенный на свою охоту и добычу, рука метнулась цапануть ружье из-за спины. Но тут же устыдился этого движения.

Перед ним раздвинули занавес. Его пропустили безмолвные стражи. Ну или просто – слетели две большие ночные птицы. Постоял, покурил, послушал. Вступил в ворота, образованные стволами и ветвями деревьев. Наконец-то оказался в лесу.

Там было хорошо и спокойно. И было абсолютно по барабану, как ты выглядишь со стороны, чем у тебя заряжено ружье и есть ли в рюкзаке чай.

– Да, – сказала Орлова и покивала сама себе. – Сова, как камертон, как нечто, помогающее правильной настройке ваших чувств. Неплохо, Дмитрий.

Перед сном Митя достал два патрона, у которых носики пуль были окрашены зеленым лаком.

У девушки, занимавшейся тетеревиными, ладошку которой Митя сжимал весь вечер, все прошло удачно. В темное небо ушла зеленая звездочка трассирующей пули и затерялась среди созвездий. Это был такой маленький одинокий салют. У второй девушки огонек не зажегся. Так бывает иногда с этими пулями.

Потом Орлова лежала на нарах в спальнике и молчала. Было так темно, что, если открыть или закрыть глаза, ничего не меняется. Она выбрала лежать с открытыми. На соседних нарах неслышно дышала одна из аспиранток. Вторая осталась у костра с Митей.

Потом тоже пришла и улеглась на свое место, затихла, наполненная ночной свежестью и поцелуями. Было совершенно ясно, что она слепо глядит в невидимый потолок и улыбается. В общем, все трое очень долго лежали с открытыми глазами.

– Девочка моя, вы таким образом избалуетесь, и вам будет трудно потом.

– Каким образом, Наталья Ивановна? Вы о чем?

– Ну взгляните на все это со стороны: чистое горное озеро, костры, прекрасные пейзажи, лесники, пахнущие крепким здоровым потом. Это абсолютно не жизненно. Вам потом любые городские романы покажутся пресноватыми. Поверьте моему опыту.

– И что тогда делать?

– Представьте себе, не знаю.

Наталья Ивановна помолчала.

– Я уже говорила, что здесь все немного придуманное такое, сказочное – все эти горы, озера и очаровательные маргиналы, пропитанные вольными ветрами. Вернетесь в город и поймете.