Вадим Месяц - Искушение архангела Гройса

Постепенно я стал свыкаться с новым ходом вещей. Если американцы строили новый миропорядок активно и почти неприкрыто, то в Беларуси он возникал сам по себе, таинственно и тихо. Люди воскресали то здесь, то там. Натурализовались, ассимилировались, вносили свою лепту в демографические показатели. Официальных заявлений правительства не было. Возможно, велись какие-либо секретные научные исследования, но они не доходили до наших ушей. Все, чем мы довольствовались, – сарафанная почта, слухи. Почему не верить людям, если и со мной произошло нечто подобное? К некоторым возвращались их умершие родители, жены, возлюбленные. Это далеко не всегда было уместно, хотя природа позаботилась о смягчении обстоятельств, отбив у пришельцев память, полностью или частично. Я знал, что наша работа у Теляка каким-то образом связана с происходящим воскрешением из мертвых. Мы, как прежде, перевозили булыжники с места на место. Объездили все литовские замки, вернее, их развалины, перекопали с десяток кладбищ. Вряд ли люди оживали благодаря нашим действиям. Быть может, наши действия были вызваны воскрешением людей.

Радуницу в Беларуси справляют многие. Это государственный праздник, выходной. Суть ритуала заключается в том, что люди приходят на могилы к родным, чтобы их покормить. Традиция посещать могилы, приносить на них еду и питье перекочевала некогда из Литвы на просторы Евразии. Теляк тоже верил в деревья, валуны, огонь и воду – без пафоса и придыхания. Придет на родник, повяжет ленточку от носового платка или снимет бинт с порезанного пальца – вот и весь обряд. Он приваживал в избу ужей (живойтов), разговаривал с ними, получал от них подземные сведения, кормил из блюдечка молоком, как котят. Культ этот сохранялся в Беларуси до шестнадцатого века. По другим сведениям, литвины поклонялись не безобидному ужу, а безобразному Василиску. Теляк змеям не поклонялся, а держал их в качестве домашних животных. Саламандр или ящериц в его доме я не видел.

Моим воскресшим алкашам вся эта языческая муть была неинтересна. Они были на стороне эволюции и прогресса. Помню, Мишаня закатил какую-то абсолютно непатриотичную истерику, лишний раз напомнив, что в его психотипе мало что изменилось. Разговор зашел об Америке, вообще о Западе как образце для подражания для нашей отсталой цивилизации. Гройс пробормотал, что сдайся мы в сорок первом, то пили бы сейчас баварское, слово в слово повторив свой монолог девяностого года. Баварское пиво в Беларуси достать было нетрудно, о чем я ему и напомнил.

– Ты что, не понял, что я не о пиве?

– А о чем? Или здесь пиво дороже, чем в Европе?

Он злобно поперхнулся, вытащил из кармана джинсов мятую пачку сигарет, но речь свою произнес, так и не прикурив:

– Ничто так не раздражает и не вызывает такого омерзения, как тупая мразь, сидящая за американским компом на американском сайте, написанном на языке программирования американской разработки, одетая в шмотки американского фасона, не видевшая в своей жизни ничего, кроме американского кино, и пишущая на хуевом русском языке: «Америка – говно по умолчанию».

– Макс тебя уже бы пустил в расход… Приведите сюда «Пражскую зиму»!

Теляк беззлобно хохотнул и призвал нас к спокойствию.

– Никогда от Сережи не слышал ничего плохого про Америку. Да и вообще, это не наше дело, мужики. Америка там, мы здесь. В Америке чудес не бывает, – рассмеялся он. – И священных мест нет. Разве что индейские капища. Так они их все разграбили. Не понимаю, о чем спор.

– Современная Беларусь – страна дегенератов. А я привык уважать изобретателей, художников, талантливых образованных людей (то есть американцев) и с брезгливостью и презрением относиться к бездарным завистливым тупым ворам и торгашам (то есть к русским). Беларусь – последняя диктатура Европы… Кровавый режим…

– Ну и хули ты тут делаешь?

В прошлой жизни Мишка умер, захлебнувшись блевотиной на даче своего папаши, обласканного в свое время советской властью. После воскрешения он приехал в самое социалистическое государство на просторах СНГ, но продолжал нести всю ту же пургу. В голове у Мишани что-то переклинивало. Всплывали атлантиды прошлых комплексов, копошились ростки новых прозрений. Его монолог подтверждал, насколько он далек от гармонии, ясности и покоя. Десятки тысяч «новых граждан» нашей страны находились в состоянии такой же неопределенности. Может, это мировой, так сказать, демографический взрыв? Что-то подсказывало мне: прими это явление международный характер, Интернет и телевидение были бы перегружены информацией до предела. Воскрешение происходило преимущественно в северо-западном регионе Европы. Появились слухи о появлении в Беларуси немецко-фашистских генералов, пробуждении пулеметчика времен Первой мировой, странных перемещениях в лесу людей, похожих на партизан. При таком раскладе здесь могли появиться остатки наполеоновских армий или рыцарские отряды Войшелки и Гедимина.

В Нарочанском крае появления военных преступников или героев древних времен зафиксировано не было. Фридман говорил, что у них в Наносах поселились два потешных старикана, как две капли воды похожих на Сахарова и Солженицына. По какой-то исторической иронии отцы русской демократии обрели вторую жизнь в социалистической Беларуси. Они, судя по всему, были счастливы при режиме, с которым боролись всю свою жизнь. Наносы строились, преображались. «Новорусская» мода добралась и до этих мест. На берегу воздвигались современные терема с причалами для катеров и скутеров, в деревне воссоздавались народные хаты и срубы, и тут же неподалеку было обустроено поле для гольфа, поставлен кинотеатр. В одной из таких изб старики и обитали. То ли взяли в аренду, то ли купили в складчину. Жили дружно, весело. Летом играли в бадминтон и настольный теннис, зимой катались на лыжах, гоняли в хоккей, меняясь местами на воротах; ходили вместе в русскую парную.

Народ у нас добродушный, политикой не интересующийся. Их мало кто признавал за знаменитостей международного масштаба. Я как-то приезжал в Наносы, хотел посмотреть на веселых старцев. Не удалось. Не было их дома – соседи сказали, что друзья ранним утром уехали в Ждановичи на рынок и даже принимали заказы у пенсионерок, обещая привезти тару для осеннего консервирования.

Появление диссидентов, пусть и бывших, в наших краях казалось мне симптоматичным. Россия по-прежнему бурлила либеральными идеями, самобичевалась, митинговала. Реинкарнация двух инакомыслителей, стараниями которых был когда-то разрушен Советский Союз, что-то означала. В наказание их сюда сослали, что ли? Или, наоборот, наградили тихим пасторальным бытием за прошлые заслуги? Господь прописал их в наших краях, в единственной стране, сохранившей верность своему советскому прошлому. Это говорило о великодушии Всевышнего.