Вадим Месяц - Искушение архангела Гройса

– Да нет, – протянула она, положив по горсти раздробленного льда себе на плечи. – Я так… Приехала отдохнуть… Я вообще-то не надеялась тебя здесь встретить… Я почему-то считала, что ты живешь в Мяделе. Это ведь другой город.

Я что-то рассказывал ей про Мядель. Наверное, про родню жены. Ситуация складывалась глупо, поскольку Святая Лола приехала в «Приозерный» с мужем, но пока что она не решалась об этом сказать. Другим обстоятельством, осложнявшим нашу встречу, было то, что я пришел в бассейн с Гришкой. Он сейчас крутил сальто, прыгая в воду с мальчишками, но с минуты на минуту мог появиться в бане.

– Сколько ты здесь пробудешь? – спросил я, рассматривая странный крестообразный шрам у нее на животе. – Может, сходим в ресторан? Здесь есть несколько приличных мест…

– Ты – сама галантность, – улыбнулась она. – Давай сходим. Только завтра. У меня сегодня есть некоторые дела…

– Какие?

– Бизнес-ужин с одним застройщиком, – сказала она вызывающе.

– С каким? Я тут всех знаю.

Она набрала пригоршню льда, шагнула ко мне и опрокинула его мне на голову. Прижалась и поцеловала в рот самым что ни на есть затяжным образом. Мы стояли с ней в клубящейся холодом комнатенке, чем-то похожей на морг, и не могли расцепиться. Лола продолжала целовать меня, забыв всяческий стыд. Мужики, вошедшие в «студенку», приветствовали нас одобрительными возгласами. Мы неохотно разомкнулись, стеснительно поглядывая по сторонам. В помещение пробрался Гришка, протиснувшись между ногами вошедшей разгоряченной публики.

– Пап, пошли погреемся!

– Папе не мешало бы остудиться, – пошутил кто-то.

Я ушел с сыном в финскую парилку, находившуюся напротив и немного наискосок от «студенки», оставив Лолу около коробки со льдом. Я был уверен, что она скоро присоединится к нам с Гришкой, но девушка так и не появилась. Перед уходом я обошел помещение несколько раз: заскочил в «ледяную комнату», проверил парилки, бассейн, джакузи. Нигде ее не было.

От озера санаторий отделял сосновый лес с асфальтированными тропинками к воде. Рыжеватые, лоснящиеся стволы стояли одинаковыми колоннами, создавая бескрайнюю перспективу с редкими просветами вечереющего неба.

«Я просто чувствовала, как и у нее в горле пересохло от моего бега, и она вырастала прямо на глазах, и можно было разглядеть ее лицо, и я бежала прямо в ее лицо – и лица, конечно, тоже не видела, а потом подумала, что это, может быть, кто-то из родных за мной приехал, остановилась и поняла, что эта женщина работает на рыбном заводе, а за мною никто не приедет…»

Я помнил ее заплаканные глаза, красные от контактных линз, губы, источающие отчаянную преданность. Сейчас она была совсем не похожа на хрупкую, сжавшую ноги девочку, с ужасом глядящую на следы крови на внутренних частях бедер. Своим появлением она отменяла прошлое, а если не отменяла, то переводила его на второй план.

Она позвонила вечером и сказала, чтобы я к двенадцати дня пришел в 217-ю комнату.

– Купи что-нибудь, – добавила она. – Я хочу напиться.

Номер она снимала двухкомнатный. Просторный, но, как и все в Беларуси, нестерпимо советский. Я принес груши и виноград, которые купил в лавке у Гены Поплевко, несколько бутылок «грузинского» киндзмараули. Цветов не купил лишь потому, что лавка в Купе была закрыта.

Я бросил покупки на диван, обернулся к Лоле, и она тут же на мне повисла, быстро целуя шею и нервно расстегивая кнопки на джинсовой рубахе. Я взял ее за голову обеими руками и притянул к себе, чтобы поцеловать в губы, но она изящно выскользнула и зашептала:

– Нет-нет, – все сильнее прижимаясь ко мне, целуя шею и грудь. – Нет, мой милый, не надо, – повторяла она, все сильнее распаляясь.

Она натолкнулась на мой крестик, висящий на черном шнурке, схватила его зубами и зарычала. Я задрал ее юбку, сжал задницу и нежно раздвинул ее геометрически идеальные выпуклости. Она еще более сладко сказала «нет» и рухнула на диван, увлекая меня за гайтан, который по-прежнему сжимала зубами.

Я попытался поцеловать ее вновь, но на этот раз она с силой отодвинула мои губы рукой. Выплюнула крест и засунула его в рот мне, ободрав десны.

– Я знала, что это произойдет, – сказала она и сделала губы трубочкой, щербинка между двух нижних резцов придала это гримасе еще более детское выражение. – Ты бы не мог от меня никуда деться.

Я раздел ее, и она, подпрыгнув на диване, повисла на мне опять, на этот раз зацепившись и руками, и ногами. Ей было нужно повалить меня, и она это выполнила с изысканной хитростью.

Почему-то с ней нельзя сегодня целоваться. Трахалась она тоже странно. Став за эти годы вертлявой, доступной во всех интерпретациях этого слова, Святая Лола устанавливала дурацкие табу, чтобы быть главной. Она себе чего-то навыдумывала. Кокетливое «нет-нет-нет» переключалось на благодарное «да-да-да», как в какой-то песенке. Лола шевелила задницей как заводная, если так можно сказать об абсолютно ожившем для любви теле, но, когда ее страсть подходила к апогею, неожиданно вывертывалась и выскакивала из меня, зажимая свой лепесток руками. Ее бедра и губы начинали судорожно трястись, по телу проходила сладкая испарина, и она давала себе минуту-другую, чтобы успокоиться. Смотрела на меня как на незнакомца, с круглыми глазами и овальным ртом: она боялась кончить, хотя, судя по конвульсивным движениям и крикам, это произошло уже не один раз.

Она чувствовала меня с собой как рыба в воде. Мы были двумя рыбами, которые плывут куда хотят. Просто рыба по имени Лола знала, куда плывет, а рыба по имени Сережа только догадывалась. Святая Лола хотела выжать из меня все соки и, когда наконец почувствовала, что я семяизвергаюсь, притянула мои ягодицы к себе из последних сил и только в этот момент поцеловала. Мы так и продолжали лежать, чавкая ртами и гениталиями, пока Лола не устала от тяжести моего веса.

– Пойдем теперь в кровать, – сказала она. – Там удобнее.

– Забавно, – говорила Лола. – Двадцать пять лет прошло, а мы по-прежнему бездомные, как студенты. Тогда прятались. Сейчас прячемся. Будто воруем что-то. Воруем то, что принадлежит нам по праву…

Какая-то комическая скромность вдруг овладела нами. Поразительно, что Лола осталась такой же молодой и гладкой на ощупь, как в далекие времена нашего знакомства. Секрет вечной молодости дается в обмен на бессмертную душу.

Я был рад, что у меня появилась такая любовница. Она была нежной, в этой нежности хотелось таять. С нею я смог забыть о неопределенности существования, о загадочных делах, уводящих меня все дальше и дальше от реальности жизни. Вдруг я понял, что весь состою из секса. И что если у меня когда-нибудь и была жена, то только женщина, которая сидит сейчас передо мною.