Вадим Месяц - Искушение архангела Гройса

– Мы чужие на этом празднике жизни, – прокричал Гарри, стараясь заглушить шум работающих моторов. – Вот она, несправедливость! Бьешься всю жизнь в надежде накопить на ничтожный «Матиз» и как только покупаешь его, он попадает под колеса пуленепробиваемого «Хаммера»! Кто к нам пожаловал? Уго Чавес? Слободан Милошевич? Петр Миронович Машеров? Маршал Гречко во всей красе? – Гарри артистически изогнулся в поклоне. – А может быть, это сам Иосиф Виссарионович? Здравствуйте, товарищ Коба. Мы ждали вас всю свою сознательную жизнь.

Гарри выступал красиво, в нем чувствовался талант оратора. Недаром во времена перестройки он поддерживал неформалов, хотел вступить в Демсоюз или «Мемориал». Думаю, сейчас он предавался не только политическому скоморошеству, но и искреннему чувству.

Загадочный кортеж прошел мимо, пыль рассеялась. Молча мы засобирались в путь. Федор вызвался сесть за руль: ему хотелось встряхнуться. Минут через десять показались первые заборы Старой Иолчи. Странно, что не было слышно ни петухов, ни собак. Мы въехали в вёску, остановились у дома Сероштановых.

– Трэба нешто робить. Ты чуэшь? – закричал Теляк, входя в избу. – Эй, есть хто?

В доме никого не было. Мы съездили к москалям, но и на их бараке висел замок. Съехали, что ли? Деревня казалось вымершей. Мы не могли найти ни человека, ни домашнего животного. Магазин закрыт. Даже бабки, вечно сидевшие на лавочках, куда-то исчезли. Ни свиней, ни коз, ни тучных стад.

– Надпись «Все ушли на фронт», – продолжал шутковать Гарри. – Может, их гета… выселили всех… или гета… угнали в Германию?

Теляку было не до шуток. Он собрал вещи, написал записку хозяевам. Велел нам быть готовыми к отъезду через десять минут. Я за это время успел побриться и почистить зубы. Мужики ушли прихорашиваться к колодцу, где опять-таки из высокого чувства юмора окатили друг друга по очереди водой: ведро оказалось рядом.

Когда мы выехали из вёски в направлении к Брагину, нам попался на дороге человек, шедший по направлению к Иолче. Увидев нас, поднял руку. К нашему общему ужасу, путником оказался Чернояров. Сергей Володарович Чернояров, друг моей молодости, подорвавшийся вчера на фашистской мине. Он подошел к «Патриоту», спросил у Мишани что-то на незнакомом языке. Вид у него был надменный. Я вообще никогда его таким не видел.

– Aveh, – сказал он Гройсу. – Aveh, brathe!

Далее следовала длинная монотонная фраза, в которой я разобрал слова bahsheh и daarkha. По гортанному звучанию речи можно было предположить, что он говорит по-арабски.

– Aveh, – ответил ему Мишка как ни в чем не бывало.

Он бегло заговорил на том же языке, жестикулировал и даже подшучивал над чем-то.

– Ainoo, Heleh, – соглашался Чернояров с Мишаней.

Я смотрел на них, парализованный страхом. Меня испугала серьезность, воцарившаяся на их лицах. Они поболтали еще минут пять, в разговор включился и Гарри, который на протяжении беседы утвердительно кивал, а сейчас перешел на ту же странную речь, беспрестанно повторяя слово nia, звучавшее как отрицание.

Теляк воспринимал происходящее с невозмутимым видом, а когда Чернояр залез к нам на заднее сиденье и захлопнул дверь, дал газу по направлению к столице. Ехали мы молча, и я, чтобы успокоиться, закрыл глаза и вполне безответственно уснул, чтобы проснуться уже в Нарочи.

Дома меня ждал другой неприятный сюрприз. Едва войдя в квартиру, я понял, что с женой что-то случилось. Неестественные улыбочки, издевки, выпады.

– Ну и как тебе твоя командировочка? Понравилась? Ты сделал все, что хотел? Когда едешь в следующий раз? Я приготовлю тебе бутербродиков!

– Что с тобой? – спросил я.

Обычно заскоки случались с ней на почве ревности, но последние лет десять нам удавалось их избежать.

– Все замечательно, милый.

Я решил не будить лиха и продолжал вести себя будто ничего не произошло. Поужинал, похвалил ужин. Жена, казалось, накапливала энергию перед бурей. Улыбалась, расшаркивалась, пыталась угодить где надо и не надо.

Я лежал у телевизора, транслировавшего выступление Лукашенко на очередном заводе, когда она подошла и швырнула в меня какую-то бумагу. Я прикасаться к бумаге не стал, желая выиграть время. Александр Григорьевич тем временем рассказывал о своей жизни:

– Лукашенко ж не из власти пришел в президенты, Лукашенко пришел от оппозиции. Но у нас оппозиция была: Лукашенко, Шушкевич, Позняк, ну всё. И Вячеслав Францевич Кебич от действующей власти. Вот четыре основные были. Я случайно в этой компании оказался, абсолютно случайно. Кто за меня голосовать, думаю, будет – сорока лет не было. Но мы, маленькая группа людей, ввязались в эту драку. И народ это увидел.

– До сих пор видим, – сказала Илана. – Глаза бы мои на тебя не смотрели.

Президент, как и я, не обратил на мою супругу внимания и продолжил:

– Так Лукашенко пришел к власти. Но не из националистической, профашистской какой-то там, не радикальной оппозиции, а нормальной оппозиции, которая критиковала и что-то предлагала. И мне удалось победить тогда. В первом туре фальсифицировали выборы, я теперь это знаю. Но я спокойно к этому отнесся.

Отец нации продолжал нести и сеять. Я лежал на диване, глядя в потолок. Прострации и безразличие усиливались. Переключить канал было лень. Оценить масштаб предстоящей ссоры я пока не решался, но в том, что она вот-вот состоится, был уверен.

– Беларусь стала таким некоторым нравственным фактором для России. И это самая большая ценность, которую вы не должны потерять. А мы в этом отношении будем жить так, чтобы вам не было стыдно. Чтобы мы остались этим нравственным стержнем… – Александр Григорьевич вздохнул. – В этом суть моей политики…

Лана взяла лист бумаги с моей груди, скомкала в кулаке и кинула обратно, мне в лицо:

– Вот твой нравственный стержень. А я-то, дура, даже не догадывалась. Думала, работу нашел. У конфетного магната.

– Ты недовольна моей зарплатой? – спросил я холодно. – Что ты вообще себе позволяешь?

Я развернул листок, с ужасом понимая, что это письмо от Святой Лолы. Боже мой, какая идиотка! Записка была распечатана из моей электронной почты. Не поленилась женушка, сходила в Купу на телеграф. Наш принтер уже два года как пылился без картриджа.

«Любимый, после того, как мы расстались, я поняла, что не могу без тебя. Я говорила, что могу быть смирной, терпеливой. Прости, ошиблась. Я хочу видеть тебя, быть с тобой, спать с тобой. Мне нужно это хотя бы раз в неделю. Пожалуйста, сделай что-нибудь. Позови – и я приеду. Мне кажется, что без тебя я умру. Сережа, я беременна от тебя. И оставлю ребенка, несмотря на всю сложность ситуации. Твоя Лола».

Шикарно, подумал я. Подставила по полной программе. Подарила мне «Санта-Барбару» на старости лет.