Владимир Данилушкин - Дача ложных показаний

Заммэра, не тот, что вице-мэр, а контрмэр, производит замеры, арену сдал на хрен в аренду одному хмырю. В смысле танцплощадку — там теперь крытая автостоянка, надежная, как банковский сейф. Тому самому бывшему миллиардеру, который жену кавказскую крестил, а она его перекрестила вдоль и поперек. Как-нибудь расскажу при случае. Новая метла по-новому метет, сорит деньгами. Он открыл предприятие имени адвоката Таразини, за что имел недовольство от начальника налоговой полиции. Мол, что это вы насмехаетесь над государственными органами. Похоже, органы ему припомнили такую вольность и сделали пересадку.

Встречаю знакомого музыканта, композитора. Спрашивает, как смотрится похоронная музыка в жанре тяжелого рока? Ничего себе, вопросик! Если покойник еще при жизни догадывался, что у него такой рок, то да. Искусство принадлежит народу, поэтому и требует жертв. А народу оно до фонаря. Подавай боевые искусства, ремесла и науки. Стриптиз — как высшая форма театрального спектакля. И китайскую кухню, размером с китайский квартал.

Мало кто задумывается над фактами, которые подкидывает история, а ты их лови: 3–4 июля 1917 года путч, балерина Кшесинская. 18–21 августа 1991 года путч. «Лебединое озеро». Теперь дефолт, 18 августа 1989 года — сплошной кордебалет и Лебедь: «Упал — отжался». (Тогда еще не было птичьего гриппа).

Огромный камень, величиной с лошадь, я нашел прямо во дворе своего магаданского дома в центре города, между стихийной автостоянкой и санкционированными мусорными контейнерами. Собрал мебель, выброшенную на помойку: ну там стулья, столы, диваны. Отслужившие лет по двадцать, они идеально высохли и гореть будут, как порох. Возможно, наличие клопов в обивке придаст особую горючесть, а пламени коньячный аромат. Я стаскал все, что можно, из квартиры: газеты последних лет, будто бы собирался перечитывать, чтобы установить причину массового безумства, политические книги и стулья, сломанные еще во время приезда Ельцина в Магадан, по случаю того, что Ельцин — великий человек, не меньше Александра Македонского.

А город-то другой стал за несколько лет. И сам я пожух! Как-то не замечалось раньше, а после возвращения из северной столицы будто трезвеешь. Сколько бы ни было в городе лауреатов и заслуженных артистов, академиков, а зачет по бичам. Раньше-то кем они были — избыточная рабочая сила, сезонники, окружающие относились к милым бродягам-романтикам благодушно. Помню, один наш собрат от алиментов бегал, жил на десять рублей в месяц, сухари на батарее сушил. Потом в подполье ушел. Как партизан, в леса.

Летом альтернативные жители вкалывали в геологических партиях, нанимались на сенокос, в рыболовецкие бригады. Зимой, конечно, пурговали, но стеклотара их выручала: сдашь мешок бутылок и бери выпивку на целую компанию. Теперь бичи другие, всесезонные. Безысходные. Пожизненные. До упора бичуют, пока не найдут в колодце теплотрассы или в подвале их измученные альтернативным алкоголем зашлакованные тела. Хотели городские власти ночлежку открыть в бывшем детском садике, так кто-то пожар в здании устроил: не хотим, чтобы здесь эта вшивота ошивалась, в такой концентрации, ведь у нас дети, за них боязно… Да, многовато теперь среди вольных алкопойцев криминалитета.

Тот самый бывший энкавэдэшник с Уптара всякий раз сетует: «Раньше среди заключенных можно было найти классных специалистов — и на станках работать, и так, рационализаторов — весь город из нашей промзоны стройдетали брал, а из теперешних бандитов никаких рабочих бригад не сформируешь. Они имеют узкую злодейскую специализацию: убийство, разбой, воровство. Какая там мебель, какие стеновые блоки, которыми еще недавно славилась лагерная Колыма. Прощай, дармовая рабсила».

Больно уж невеселые мысли одолевают. И пива под рукой нет четверочного. И вина рябинового с женщиной-рябиновкой.

Это у меня ломка. Со Стасом наобщался, нарадоваться не мог, а после эйфории всегда депрессия давит, как этот многотонный камень. Как сожаление и раскаяние: слишком беспечно мы со Стасом жили при социализме, на черный день ничего не припасли, думали, будут одни лишь белые ночи с брызгами шампанского.

Если у тебя есть вешалка, ты можешь начать создавать театр. Или у тебя жена как вешалка, тощая. Дай ей роль со словами: «Одеваться подано». Или она других габаритов, зато сказки сказывает, как Шахерезада?

Театр одного актера с тысячью лиц начинается с вешалки для одного зрителя. Я зритель и артист — с погорелого театра. Вешалку я тоже бросаю в огонь.

За чистым бездымным огнем следит дворник, деклассированный лентяй, а поодаль бригада психиатрической помощи. Возможно, они меня принимают за бича, вышедшего из подполья. Урод, одним словом, что с меня взять?

Сейчас я разогрею камень, раскалю докрасна, резко полью водой, он треснет, и я раздам обломки на сувениры.

В Магадане, как в Греции, все есть. Число художников, профессиональных писателей и поэтов на тысячу населения превышает общероссийский показатель, а те, кто пишет «для себя» (а то и «под себя»), не поддаются учету. Очень много амбициозных журналистов, редакторов. Поэтому столько в городе телевизионных каналов и газет, некоторые из них закрылись сразу же после выхода первого номера, но дали жизнь новым.

У нас и генералов в городе избыток, как по всей России. Сугубо штатские люди охотно причисляют себя к лампасникам. Есть уже и ветеринарный генерал, и налоговый. Где раньше был просто директор, там теперь генеральный. Не говоря уж о бандитах, там своя иерархия.

Силовых структур расплодилось, и в каждой штаны с лампасами. Там, где в американском боевике действует сержант — у нас майор, где у них капитан — у нас генерал. Специфика, что ли, такая — в противовес ширящейся демократии? Когда генералов слишком много, то и приказов очень много, а выполнять их некому, никто не хочет быть простым солдатом, закрывать непонятную амбразуру, отстаивая неизвестно что.

Поскольку генералы без армий хороши только на свадьбах, у нас должно быть очень много свадеб. Возможно, разовьется свадебный бизнес, как в Лас-Вегасе. Сейчас-то по субботам разъезжают небольшие колонны в японских машинах с двойными кольцами, похожими на знак «стерео», с включенными фарами, и все громко, противно сигналят. Свадьба походит на ДТП. А раньше сигналили, лишь когда хоронили таксиста. Странное чувство обуревает. Чувство вселенского обмана и подвоха. Может, стоит включить в свадебный кортеж парочку боевых машин пехоты и генеральский бронированный лимузин?

Впрочем, ничто не должно напоминать женихам призывного возраста об армии и дедовщине. Но она так глубоко проникла в поры, что ее можно ощущать, будучи штатским немолодым человеком, снятым с воинского учета по возрасту. Раньше в слове «армия» слышался отдаленный гул канонады, а теперь «жилищные сертификаты» и «дедовщина». Ты можешь послать генерала подальше, но он имеет право послать тебя на смерть. Известны многие случаи, когда солдат закрыл грудью генерала и никогда наоборот. Генерал может закрыть грудью женский бюст.