Филип Жисе - Океан. Белые крылья надежды

Ахмед поправил очки от солнца на носу и кивнул боевикам на капитана и Леопольдо. Боевики двинули к ним, забросив оружие на плечи. Ахмед последовал за ними.

Леопольдо наблюдал за приближением боевиков со все нарастающим чувством опасности. То ли грозный вид боевиков – действительно боевиков, а не тех детей, которые сопровождали их в дороге – настораживал, то ли недовольный (а когда он был доволен?) вид Ахмеда, шедшего позади.

Рахим также почувствовал неладное, со свертком в руке направился за Ахмедом, то и дело что-то выспрашивая у того. Но Ахмед лишь отмахивался, указывал на сверток в руке Рахима, на одинокую хижину в дальнем углу двора и продолжал движение.

Леопольдо почувствовал тяжесть ладони капитана на своем плече в тот самый миг, когда боевики приблизились к ним. Ни слова ни говоря один из них схватил капитана за плечо и толкнул, побуждая того двигаться. Капитан возмутился, но тут же увидел перед собой направленное ему в грудь дуло автомата.

– You come with us, – сказал Ахмед, когда оказался рядом. – You're going home [40] Ты идешь с нами… Едешь домой (англ.) .

– Home? – капитан выглядел растерянным, но тут легкая полуулыбка скользнула ему на лицо. – Эй, Лео! – капитан посмотрел на Леопольдо. – Мы едем домой!

Леопольдо перевел взгляд с капитана на Ахмеда. Хотел бы почувствовать облегчение, услышав столь радостную новость, но не мог, как будто кто приставил к его голове дуло автомата. Страх, опасение ощущал, но вот облегчение нет. Вид Ахмеда не внушал доверия. Сведенные над переносицей брови, приоткрытый напряженный рот, из которого выглядывали белые, словно облако, верхние зубы. Капельки пота скатывались по вискам Ахмеда, на которых проглядывали ручейки вен, устремлялись вниз к скулам и застывали на них, будто утратив желание двигаться дальше.

Ахмед достал из кармана штанов лист ката и бросил в рот. Челюсти задвигались, капельки пота, до этого точно приклеенные знойным воздухом к скулам, ожили и упали на жилетку цвета хаки.

– Quickly, – поторопил Ахмед капитана. – We haven't any time [41] Быстро… У нас нет времени (англ.) .

Один из боевиков вновь толкнул капитана в плечо. Тот повиновался, махнул Леопольдо, приглашая того следовать за собой, и двинулся к машине.

– Наконец-то, – услышал Леопольдо отголосок хриплого голоса. Леопольдо сделал шаг, но тут же был остановлен рукой одного из боевиков.

– Without you, – услышал он голос Ахмеда. – You stay here [42] Без тебя… Ты остаешься здесь (англ.) .

Леопольдо замер в растерянности, сглотнул сухой комок, подкативший к горлу, уперся взглядом в спину капитана. Тот не слышал слова Ахмеда, предвкушая скорое возвращение домой, продолжал движение, пока его не остановил взволнованный окрик Леопольдо.

– Капитан!

Тот обернулся. Во взгляде читалось нетерпение, но на усталом лице продолжала играть довольная улыбка.

– Давай, Лео. Поспеши. За нас прислали выкуп. Нечего терять время попусту. Я уже по горло сыт этой чертовой жарой и самой Африкой.

– Нет, капитан, – Леопольдо облизал губы. – Похоже, выкуп прислали только за вас.

Улыбка вмиг слетела с лица капитана.

– Как так? – капитан перевел взгляд на Ахмеда, ожидая разъяснений, но тот указал на машину и сказал:

– Go to the car. We haven't any time [43] Иди к машине. У нас нет времени (англ.) .

– Leo? What about him? [44] Лео? Что насчет его? (англ.)

– I said, we haven't any time! – рявкнул Ахмед, снял автомат с плеча и направил дуло на капитана. – Go to the car! [45] Я сказал, у нас нет времени… Иди к машине (англ.) – Ахмед повернул голову к одному из боевиков и крикнул:

– Daud!

Вмешался Рахим, приблизился к брату и завязался спор, который угас так же быстро, как и возник. Ахмед, не забывая показывать на сверток в руке Рахима и на хижину с дверью, спор, судя по всему, выиграл, так как Рахим отступил и больше не вмешивался.

Боевик, которого звали Даудом, ткнул дулом автомата капитану в грудь, побуждая идти, но капитан все смотрел на Леопольдо, и во взгляде его Леопольдо видел каплю растерянности и океан вины.

– Я постараюсь вытащить тебя отсюда, Лео, – поспешил сказать капитан, только сказал это так неуверенно, что и сам, наверное, не поверил своим словам. Леопольдо хотел верить и не мог. Слишком незначительной фигурой виделся ему капитан в той игре, что вели судовладелец и правительство Италии с одной стороны и пираты – с другой.

Леопольдо смотрел, как капитан, сопровождаемый Даудом, идет к машине, исчезает внутри. Смотрел, как к нему присоединяются Ахмед со вторым боевиком, как машина трогается с места и, поднимая кучу пыли, уносится прочь.

Машина исчезла вдали, но Леопольдо продолжал искать ее взглядом, словно она была чем-то большим, чем грудой металлолома, ниточка, связывающая его с другим миром, надеждой, которая все никак не желала покидать его сердце. До этого момента. Феникс сгорел в огне, но забыл возродиться из пепла. Леопольдо чувствовал, как в груди все больше ширится холод одиночества. Тоска охватила его сознание, боль кольнула сердце. Казалось, жар воздуха проник в тело и высушил его изнутри, оставил гнетущую пустоту. Вместе с одиночеством Леопольдо посетило безразличие, а еще чувство, нечто сродни тому, что ощущал он тогда, когда узнал о потере Ангелики, то, что пришло уже потом, после слез, отчаяния, неверия. Пустошь, выжженная лучами внутреннего солнца непринятия.

Леопольдо скрылся в хижине. Он снова один. К этому стоило давно привыкнуть.

Уже много позже жена Рахима, не услышав ответной реакции на ее зов, вошла в хижину с вечерней снедью – миской кислого козьего сыра и чашки прокисшего верблюжьего молока, и застала Леопольдо спящим. Оставила принесенное на полу рядом с его циновкой, сама, стараясь не издавать лишнего шума, покинула хижину.

15 октября 2012 года – последняя дата, о которой они знали наверняка. Именно в этот день часы Винченцо приказали долго жить. Кроя матами хваленое качество швейцарских часов, Винченцо разбил свой "ролекс", которым так любил прихвастнуть еще в Милане, о ближайшее дерево, а потом еще долго втаптывал ногами остатки часов в землю. Похоже, с повышенной влажностью воздуха на острове не смог справиться даже "ролекс". Теперь у них не было часов. Время утратило над ними какую-либо власть. Они словно оказались вне времени, в мире, где существует жизнь, но нет того неумолимого хода времени, давящего ощущения его утраты, столь привычного в цивилизованном мире. Они перестали быть рабами времени, учились жить без оглядки на столь жестокого хозяина современного человека. Поначалу было трудно. Растерянность и отчаяние, связанные с неумением жить без оглядки на время, были такими же частыми их гостями, как и тропический ливень. Привычка знать время, дату оказалась не менее сильной, чем привычка наполнять пустующие сосуды свежей водой во время ливня. Но выбирать не приходилось. Поломка последних часов обрекла их на жизнь без времени. Первое время они даже пытались записывать на земле день и число, чтобы знать хотя бы дату. Но после первого ливня пришлось отказаться от ведения записей на земле. Алессандро предложил делать зарубки на дереве. Кому-то идея понравилась, кому-то нет. Тем не менее, никто не горел большим желанием каждый день делать зарубки. Пришлось Алессандро самому этим заняться, чему он и уделял внимание каждый день перед заходом солнца, тем самым отправляя новой зарубкой очередной день в прошлое.