Филип Жисе - Океан. Белые крылья надежды

– Al-Yaman. Dollar. Dollar, – заулыбался Надим.

– Вот оно что. Хочешь денег? Завтра утром расчитаемся, – Леопольдо повторил все те движения, которыми они с сомалийцем обменялись, договариваясь об утренней встрече, добавив жест – он достает из кармана деньги и передает их Надиму.

Сомалиец его понял, замотал головой, не соглашаясь. Улыбка слетела с лица. Воздух снова огласился недовольными криками. Леопольдо ничего не оставалось, как достать из кармана портмоне, отсчитать тысячу долларов и отдать их Надиму. Сомалиец едва увидел деньги, расплылся в улыбке. Глаза вспыхнули, точно золото на солнце. С неким сожалением взглянул на портмоне Леопольдо, но когда получил деньги, напрочь забыл о нем, осмотрелся, не видит ли кто, и сунул купюры за пазуху, после чего похлопал Леопольдо по плечу, приложил ладони к щеке, указал на солнце и топнул ногой.

Леопольдо кивнул, мол: "Помню". Тогда Надим развернулся, пробежался взглядом по безлюдному пляжу, прижал руку к животу и поспешил прочь. Спустя мгновение он скрылся за ближайшим домом.

Леопольдо же улыбнулся, издал вздох облегчения и зевнул, ощущая разом нахлынувшие усталость и сонливость. Довольный сделкой и предвкушая скорое прощание с Африкой, он отправился на поиски ночлега.

Ночь Леопольдо провел в одном из пустующих домов тут же, рядом с пляжем. Часто просыпался, боясь проспать встречу. Когда же край солнца показался над горизонтом, он покинул свое временное пристанище и отправился на пляж. Желудок страдал от голода, как и горло от жажды. Последний раз он ел и пил два дня назад, еще тогда, когда находился в селении Рахима. Но он терпел, пока мог терпеть. Решил, что попросит еды и питья у своего нового друга перед отплытием. Да и другого выхода у него не было, разве что пойти по домам с протянутой рукой. Будь здесь магазины, он бы что-нибудь уже купил. Как-никак, а американскую валюту, как оказалось, знают везде. Но магазинов не видел. Возможно, что находился на окраине городка, где даже крысы избегали жить. Во всяком случае, ни одной из этих вечно голодных тварей он не видел.

На условленное место он пришел заранее. Солнце только наполовину выскользнуло из-за горизонта. Обрадовался, когда увидел бот – все на том же месте, тот тихо покачивался на волнах, поскрипывая снастями.

Леопольдо сидел на берегу, смотрел на суденышко и прикидывал, за сколько часов он пересечет Аденский залив. Надеялся, что следующую ночь он проведет уже в Йемене. Надолго задерживаться там не собирался. Первым делом приведет себя в божеский внешний вид – побреется, вымоется, сменит одежду. В той, что была на нем, он походил на вшивого бродягу. Здесь это не имело значения, так как все те, кого он встречал в этом заброшенном уголке Земли, выглядели немногим лучше его самого. А вот когда он попадет на Восток… О, этот Восток, прославленный еще сказками “Тысячи и одной ночи”! О, этот изумительный мир, где красавицы прячут лица от незнакомцев! Где джины исполняют самые заветные желания, а среди песков текут золотые реки! Все это Восток – очаровательный и колоритный, таинственнный и неповторимый. По крайней мере, таким он был когда-то, но Леопольдо смотрел телевизор, поэтому знал, что за прошедшие тысячи лет изменилось немногое: шейхи пересели с верблюдов на ролс-ройсы; древние, отстроенные не иначе как самими джинами дворцы уступили место небоскребам, да таким высоким, что своими шпилями они, казалось, способны достать до звезд; а многие красавицы, следуя моде, уже не скрывают свои прелестные личики, чем покорили не только местных принцев, но и заморских гостей. Все это был Восток. Внешность его с тех далеких времен изменилась, но суть осталась прежней, заключенной в трех словах: тайна, роскошь и красота…

Когда же Леопольдо попадет на Восток, как говорилось, сменит свои европейские лохмотья на восточные роскошные одежи, после чего займется поисками судна, которое доставит его в Центральную Америку. Сидя на берегу Аденского залива в ожидании Нахима, глядя на тихие волны, пенившиеся у берега и слушая их нежный шепот, Леопольдо думал о том, что та "дольче вита", о которой он бредил в Италии, быть может, всего лишь иллюзия, миф, обладание которым способно принести временное удовольствие, но не может принести внутреннего удовлетворения. Это как сон, на вид красивый и счастливый, но чем дольше он длится, тем больше тебе начинает чего-то не хватать, не хватать… самой жизни, что ли? Той жизни, настоящей и приносящей удовлетворение, когда твое счастье приходит не извне, а рождается внутри, когда препятствия внешние становятся мощными силами, пробуждающими к жизни перемены внутренние, когда уже само движение по жизни способно привести тебя в экстаз, экстаз столь мощный, что ты теряешь сознание от восторга.

Казалось, только сейчас, по прошествии многих месяцев, Леопольдо начал понимать, что хотел ему сказать синьор Гацци тогда, в Ареццо.

"Жизнь обычного человека слишком скучна. Ему часто не хватает именно таких вот приключений, чтобы ощутить ее вкус. Эх, если бы я мог обернуть время вспять, я бы хотел прожить жизнь иначе. Жизнь, по крайней мере, в этом теле, что у меня есть, одна. Вот этого я никак не учел, когда был молод. Все думал: а потом, потом. Так и жизнь пролетела. А "потом" так никогда и не наступило".

– Может, это и есть настоящая "дольче вита", жизнь, прожитая в движении, жизнь со вкусом самой жизни, – пробормотал Леопольдо.

Дневное светило готовилось подняться в небо. Краем оно все еще держалось за горизонт, будто не решалось отправиться в самостоятельный путь, как ребенок, который боится отойти на шаг от матери, хватается за ее руку, точно она – единственное, что способно его защитить от опасностей окружающего мира.

Леопольдо поджал ноги, на колени положил руки, одной подпер подбородок и заскользил скучающим взглядом по заливу. Солнце, наконец, обрело храбрость, оторвалось от горизонта и взмыло вверх навстречу бескрайнему чистому небу. Вдалеке водную поверхность бороздили одинокие силуэты кораблей – быть может, танкеров или контейнеровозов, или даже военных кораблей, денно и нощно патрулирующих акваторию залива в поисках пиратов.

Леопольдо оглянулся. Не идет ли Надим. Пора бы тому уже объявиться. Крики птиц привлекли его внимание, но, как оказалось, они всего лишь не поделили рыбешку или какую другую живность. Суетливо бегали по пляжу друг за другом, белобокие и остроклювые, на тонких ножках-спицах и оглашали округу полными печали и тревоги криками.

Солнце поднималось все выше, воздух прогревался все больше. Леопольдо поднялся с земли. Взгляд метался по пляжу испуганным страусом, цеплялся за суденышко у берега, устремлялся вдаль. Леопольдо не выдержал, принялся ходить по пляжу взад-вперед, желая чтобы время ускорило бег, и Надим появился на пляже. Но время шло, а Надима все не было. Солнце поднялось достаточно высоко, намного выше той воображаемой линии, которую вчера вечером рисовал в воздухе сомалиец. Сожаление и негодование поселились в сознании Леопольдо, когда он понял, что Надим, конечно, если это было его настоящее имя, обманул его и тем самым разрушил его мечту выбраться из этого чертового ада. Не то, что он потерял тысячу долларов, а именно это, именно надругательство над его мечтой заставило Леопольдо жалеть себя и ненавидеть Надима. Скорее всего, и тот бот, что все качался на волнах, маня его своими прохладными закуткамии и надеждами о спасении, не принадлежал Надиму. Каким же надо было быть глупцом, чтобы довериться сомалийскому прохвосту!