Маргарита Зверева - Солнце внутри

– Ты с ума сошла?! – поразился я. – Никогда в жизни я больше не хочу его видеть!

– А у тебя и не особо много возможностей остается, – деловито отрезала Зоя. – Сколько ему, ты говоришь? Восемьдесят четыре? Ну сам подумай…

– Что мне тут думать? – сопротивлялся я. – Да и зачем ему это? Он хочет слышать только то, что я решил дальше идти по его пути. Что я ему скажу? «Знаете, спасибо, конечно, за все, но вы глубоко заблуждались всю вашу жизнь?» Думаешь, ему от этого легче станет?

– Думаю, ему станет легче от того, что в его жизни, в которой он так заблуждался, будет хоть один человек, который не бросил его, несмотря ни на что, – не сводила с меня Зоя твердого взгляда.

Я тяжело вздохнул:

– Что-то я не уверен, что смогу найти в себе столько благородства, честное слово.

– А я уверена, – улыбнулась Зоя. – Иди!

За окном стремительно темнело, и один за другим зажигались окна соседних домов. Внезапно меня посетила мысль, что это последний вечер на земле и утро не настанет. Я поежился, тряхнул головой, чтобы прогнать кошмары, и прижал к себе Зою. Так мы сидели маленькую вечность, а потом я, сам не веря в то, что делаю это, встал и действительно поехал на Котельническую.

Высоко в неспокойном небе вокруг шпиля крутилась зацепившаяся за него темно-серая туча, а перед входом сидела целая стая ворон. В сумерках их чернота становилась еще более глубокой, и каждая из них казалась мне каркающей дырой, которая затянет в себя, стоит только приблизиться. С выступающим потом на лбу я осторожно пробрался между ними, старательно обходя каждую как минимум на метр, и навалился на дверь. Сперва она не поддавалась, и я уже собрался облегченно сдаться, но потом дверь внезапно распахнулась даже слишком легко, и от неожиданности я упал на холодный мрамор. Я поскорее поднялся и стыдливо огляделся, но холл был пустым. Только лифт, как всегда, светился в конце, зазывая меня.

Чуть ли не на цыпочках я пошел к нему, боясь привлечь к себе внимание то ли неуловимой консьержки, то ли ее духа, если ее больше не было в живых. «А ты уверен, что тогда, когда ты ее видел, она была еще жива?» – с издевкой кинуло мне подсознание, и я припустил к лифту уже со всех ног, старательно не смотря влево, где раньше появлялся стол со старухой и пальмой. В лифте я в исступлении нажал раз пять на кнопку, перед тем как лифт наконец не закрыл дверцы и не унес меня в поднебесье.

Казалось, что я должен непременно застрять, так, как застреваешь, направляясь к кому-то с нечистыми намерениями. Но дверцы открылись на нужном этаже и выпустили меня в хорошо знакомый коридор с тусклыми лампами на стенах. Видимо, мои намерения были чисты. Хотя я сам не знал толком, зачем пришел и что буду говорить. Как можно медленней я прошел к квартире Барона и застыл перед тяжелой дверью. Она хранила в себе такую тишину, словно за ней уже давным-давно никто не жил, и она пропиталась молчанием, как маслом.

– А за ней ведь и действительно никто не живет, – пробормотал я сам себе.

Внезапно в моем ватном теле наконец снова забегала кровь, и я расправил плечи. Ни с того ни с сего вихрь моих мыслей улегся и выстроился в складную цепочку. И теперь я точно знал, зачем пришел и что скажу своему наставнику. Я три раза постучал костяшками в темное дерево, и стук разнесся по внутренностям квартиры с четкостью и определенностью забиваемых гвоздей. Тишина напряглась и застыла в ожидании того, что ее разобьют. Шаги послышались не сразу, и я уже стал переживать, что его нет дома, но в конце концов в замке провернулся ключ, и я оказался лицом к лицу с Бароном.

В очередной раз я ужаснулся тому, как быстро он состарился. Морщины его тянулись еще более глубокими прорезями по щекам, чем сегодня утром, а сутулая спина придавливала его книзу. Тонкие волосы обрамляли голову прозрачной вуалью, а пальцы, которые он поспешно спрятал за спиной, заметя мой взгляд, дрожали.

– Входи, Адам, – проговорил он тихо, и облегченная радость в его голосе выдала сомнения в том, что я приду.

Отвернувшись, он побрел в гостиную, и я последовал за ним, на ходу снимая куртку. Никто не предлагал мне плюнуть на часы и снять верхнюю одежду, никто не прятался скромно за дверями с подносом. Квартира пахла затхлостью и отсутствием теплых напитков. Она пахла пылью и болотом, приправленным крепким алкоголем и сигарным дымом. Она пахла разлагающейся роскошью, в которой завелись черви. Мне вдруг ужасно захотелось остановить шаркающего Барона, развернуть его за худые плечи и прижать к себе. Но я прекрасно знал, что тем самым только усугублю его одиночество, развеяв иллюзию о том, что он в принципе способен ответить взаимностью на проявление человеческой любви. Он не был способен на него ответить. Слишком много лет и десятилетий он провел в железной неприкосновенности.

Так, один за другим, мы дошли до камина, который являлся единственным источником света и тепла в доме, и сели на те же места, на которых сидели давным-давно, когда я оказался здесь впервые маленьким мальчиком, не верящим своему счастью. Как многое изменилось с тех пор… И тем не менее мне казалось, что теперь я ближе к тому худому сорванцу с ободранными коленками и большими мечтами, чем к элегантно-надменному юноше на амстердамской вечеринке или даже к нелюдимому подростку, воображающему себя королем на корабле в Париже. Теперь у меня были ободраны не коленки, а вся душа, а мечты были направлены не на безумные приключения и мороженое, а на еще один день, проведенный с Зоей. Но я был все тем же, кем я был в начале пути с Бароном. Или вернее, я снова им стал. Пройдя замутнение рассудка, как темный лес.

Барон потянулся к графину с карамельной жидкостью, стоящему на столике, и снял с него хрустальную затычку.

– Давайте я вам помогу, – поторопился я схватить липкое стекло.

По лицу Барона пробежало недовольство, но гордость сдалась перед телесной немощью, и он кивнул. Виски забулькало в бокал. Налив специально как можно меньше, я подал напиток Барону и скользнул глазами по слегка залитому столику с разводами и крошками. Жалость в очередной раз свела мне грудную клетку, но я проглотил ее, чтобы лишний раз не злить Барона. Я уже хотел было начать что-то говорить, но все же решил подождать, и так мы сидели довольно долгое время в тишине и слушали только шуршащий и щелкающий огонь.

– Знаешь, сегодня я долго думал о том, в какой момент допустил ошибку, – сказал наконец Барон, – и, по всей видимости, их было несколько. И за это мне стоит попросить у тебя прощения.

Я удивленно поднял на него глаза. Я ожидал чего угодно, но уж точно не извинений. На плече Барона сидела Виртуэлла и приветливо поднимала одно крыло.

– Виртуэлла! – не смог сдержать я радостной улыбки.