Лидия Ульянова - Здесь и сейчас

Да какая, к черту, разница, если он банально смылся, бросив меня один на один с собственными идиотскими мечтами?

Я поглядела на часы и поняла, что, только если очень потороплюсь, успею к началу научного заседания. Слава Всевышнему, что происходит сие действо прямо здесь, в конференц-зале отеля. Все ж таки меня наняли заниматься совершенно определенным делом, а не кульбиты в постели выделывать.

Наскоро приняв душ и кое-как пригладив волосы — от вчерашней укладки не осталось и следа, странно, как я после этой ночи вообще не облысела, — я наконец-то добралась до чемодана, который следовало разобрать еще вчера. Новый костюм, извлеченный из тесного нутра, имел вид столь же помятый, как и его хозяйка. Гладить наряды было некогда, поэтому я всего лишь лихорадочно повстряхивала пиджак да руками разровняла брюки — качественная шерсть подчинилась и приняла подобающую случаю форму. О завтраке оставалось только мечтать, хотя есть после бурной ночи хотелось страшно.

Итак, главное — делать вид, что ничего не произошло. А что, Таня, приключилось этой ночью? Ровным счетом ничего. Что-то сверхъестественное? Ничего подобного. Что-то, за что могло бы быть стыдно? Ну это как сказать… Нет-нет, ничего из ряда вон выходящего…

Аутотренинг во время пробежки по коридору, аутотренинг в лифте, несколько расслабляющих вдохов-выдохов в фойе — и в зал я вошла абсолютно невозмутимая и благополучная. Только с тайной надеждой, что доктор Амелунг проспал заседание: что в этом нереального, тоже ведь живой человек, к тому же не так молод…

— Доброе утро, Таня. — Собственной персоной доктор, чисто выбритый и хорошо отглаженный, склонил голову в поклоне, словно на великосветском приеме. Он был в компании Павла Моисеенко, и мне показалось, что они, завидев меня, переглянулись теми многозначительными взглядами, что на мужском языке означают «ну, друг, у меня с ней было, сам понимаешь — да, и как она, ничего?».

Я не привыкла носить высокие каблуки, поэтому от неожиданности нога подкосилась, и из рук выпала папка с бумагами, листки с программой симпозиума и моими домашними заготовками к переводу разлетались, падая под ноги проходящих. Я метнулась подбирать, доктор Амелунг бросился на помощь, и из глаз моих посыпались искры.

— Таня, ваши нежные прикосновения способны покалечить любого, — потирая ушибленный лоб, со смехом заявил доктор, и я растерялась от двусмысленности фразы. Может быть, я опять чего-то не помню?

— Фрау Таня, с вами все в порядке? — Павел оказался более учтив. — Клаус, ты просто неповоротливый тюлень.

— Таня, я похож на неповоротливого тюленя? — не сдавался Клаус. Надо думать, ему доставляло определенное удовольствие вгонять меня в краску. Я поспешно собрала рассыпавшиеся бумаги, поднялась и молча вытянулась по стойке «смирно» с выражением готовности к работе.

— Танюша, — интимным тоном обратился ко мне Павел, — я сейчас быстренько доложусь, а потом вы не будете возражать, если мы вас покинем? Я обещал Клаусу показать кое-какую новую аппаратуру в своей лаборатории.

— Да, здесь мы сегодня засветились, кое с кем перемолвились парой слов, так что сможем быть свободны. В первый день обычно не бывает ничего интересного. — Оказывается, он успел не только привести себя в порядок, но даже с утра пообщаться с коллегами. Когда же он спал? — А вы, Таня, можете пока отдохнуть, а после обеда поехать на экскурсию по городу. Вы сегодня не будете мне нужны.

Последняя фраза прозвучала особенно приятно в свете произошедших ночью событий. Знамо дело, мавр сделал свое дело, мавр может уходить. А я-то, глупая, размечталась!

— Да, хорошо, — только и смогла выдавить из себя я.

— Клаус невежа и солдафон, — вынес вердикт Павел. — Мы пригласили бы вас с собой, но у нас в институте очень закрытый режим, а я заказал пропуск только на Клауса. Мы потратим полдня, если захотим оформить второй пропуск.

— Что вы, Павел, я с удовольствием последую совету доктора Амелунга. — Что еще я могла ответить? — Если буду нужна, то я всегда к вашим услугам.

Тоже прозвучало как-то не совсем к месту. А, леший с ними, нам действительно лучше побыть врозь.

Я поклевала носом, отбывая повинность на двух первых докладах, затем послушала доклад Павла и даже кое-что поняла, а в перерыве мы распрощались. Первым делом я отправилась обедать, а потом сытая завалилась спать. Совершенно чудесно поспала, и никакие угрызения совести больше меня не мучили. Подумаешь, великое дело — трахнулась с шефом в командировке!

Экскурсия по городу мне понравилась. В автобусе было тепло, гид отличалась отличным знанием города и приятной манерой изложения, а в соседки мне досталась симпатичная китаянка, которая тщательно записывала в блокнотик новые сведения. Мне же казалось, что я все это уже когда-то слышала, но забыла и теперь с удовольствием извлекаю из памяти.

Мы возвращались обратно в отель, когда автобус вдруг встал в пробке. Он двигался по улице с черепашьей скоростью, и от нечего делать я принялась разглядывать прохожих, витрины, вывески. Удивительно, сколько в России было стоматологических кабинетов и мебельных магазинов! Складывалось ощущение, что основной целью русских было привести в порядок челюсти и улечься на новый диван. Но во многом их реклама совпадала с нашей — те же раскрученные мировые бренды, только некоторые с другими лицами.

Автобус проехал несколько метров и встал прямо под крупной рекламной вывеской, где огромный, в человеческий рост щенок повернул морду в сторону четкой надписи «Ветеринарная клиника доктора Веры Арихиной» и жирной стрелки, указывающей, куда именно идти.

Сначала я не придала никакого значения, только поразилась размерам плаката, но потом меня словно прошибло током. Как? Отчего? Это просто невозможно. Мечтающая стать ветеринаром Верочка Арихина осталась там, в восьмидесятом году. По определению, мы с ней не можем существовать одновременно, она умерла для того, чтобы родилась я. И ведь вот она я, живая. Я могу взять себя за ухо, могу ущипнуть. Я чувствую боль. Я существую!

Мне ясно вспомнились слова профессора Маркуса Шульца о том, что Вера, возможно, не умерла. Он ведь считал, что мне это могло всего лишь показаться, что все дело в моем искаженном восприятии и нежелании здраво смотреть на вещи. Тогда я ему не поверила. А сейчас? Сейчас я видела в этом какую-то глобальную, системную ошибку.

Или это просто совпадение? Слишком невероятно, чтобы быть правдой. Это должно быть просто название в память о Вере, только кто мог ее помнить? Да мало ли, семья была большая.

Я поднялась со своего места и принялась решительно протискиваться по проходу к двери.

— Вам нехорошо? — заботливо поинтересовалась гид. — Может быть, воды?