Юля Пилипенко - Голубь с зеленым горошком

— Is that aaaall? [43] — протянула я.

— Мадемуазель, простите… Мы слишком задержались в «Old Pharmacy». Вам понравился концерт?

— Очень! — Меня подбрасывало от смеха при виде бразильского исполнителя, который кланялся и активно размахивал руками. — Это были лучшие пять минут музыки в моей жизни!

— Черт с ним. Если смотреть правде в глаза, мне совсем не хотелось сюда идти. Давайте я заглажу свою вину caipirinha?

— Чем-чем загладите?

— Вставайте, — улыбнулся он, подавая мне руку. — Кайпириньйа — это лед, кашаса, лайм и сахар. Почти Бразилия. Почти мохито.

Пока бармены виртуозно взмахивали бутылками и стаканами на фоне ночного океана, Франгиция летела к нам на высоченных каблуках, подминая под собой идеально постриженную траву.

— Ну, вот вы где! Как тебе концерт, Джулиния?

«Ты уже второй человек, который так меня называет», — отметила я про себя.

— Здорово. Последняя песня особенно запала в душу, потому что она была единственной.

— Оооо, fodesse! [44]Только не говори мне, что вы слышали всего одну песню этого гения… Как ты мог так с ней поступить? — вопрос явно был обращен к Дженнаро.

— C’est la vie, cherie, c’est la vie [45], — лениво ответил он по-французски.

— Мы снова собираемся в «Old Pharmacy», и я очень хочу вас там видеть!

— Мы придем как только закончатся коктейли в наших бокалах, — парировал мой друг.

— Да? — уточнила Франгиция. — Дженнаро, дай мне попробовать твой коктейль.

Он с долей неудовольствия протянул ей нетронутый «caipirinha», и она сделала внушительный глоток через трубочку.

— Bullshit! [46]Это невозможно пить! Его ужасно приготовили! — Остатки льда из бокала полетели на зеленый газон. — Джулиния, дай мне, пожалуйста, твой.

Мой коктейль поджидала такая же участь. Он был выпит одним залпом и оставлен на траве в качестве тающего льда.

— Мммммм, этот коктейль мне понравился гораздо больше. Итак, все допито. Мы можем идти? — веселилась Франгиция.

— Это было весьма глупо с твоей стороны. — Поступок эпатажной барышни не произвел на моего друга желаемого впечатления. — Мы присоединимся к вам через двадцать минут. Извинись.

Последнее «извинись» было произнесено таким жестким тоном, что Франгиция невольно протрезвела, жалобно глядя на меня и умоляя о поддержке:

— Прости, я просто хотела, чтобы вы составили нам компанию…

— Да все в порядке. — Я пыталась максимально сгладить ситуацию. — Правда, это было очень… смело. И даже забавно.

— Спасибо, — улыбнувшись в ответ, Франгиция поцеловала меня в обе щеки. — Мы будем вас ждать.

Заказанная по второму разу caipirinha попала не только ко мне в руки, но и приятно охладила губы.

— Благодарю, очень вкусный напиток.

— Мадемуазель, еще раз прошу прощения за выходку моей знакомой. Она очень общительная и далеко не глупая, но алкоголь делает ее неуправляемой. Готов поспорить, что они успели напиться во время концерта. Давайте пройдемся. Я покажу вам паузаду.

Интерьер виллы с панорамными окнами служил доказательством того, как можно сочетать несочетаемое, если ориентироваться на небольшую аудиторию людей с отменным вкусом. Со второго этажа отлично просматривались все детали грамотно спланированной конструкции: старинный бильярдный стол прекрасно вписывался в модерновую обстановку, дерево периодически сменялось металлом, а белоснежный цвет стен удачно выделял висевшую под потолком смешную картину в форме огромного черного квадрата. Надпись на картине заставила меня замереть на широких ступеньках: «This is my deepest black» [47].

— Интересно, какой допинг принимал создатель этого шедевра, прежде чем написать такие слова на черном квадрате? Или у них там трещина на стене, которую они решили закрыть первой попавшейся картиной?

— Предполагаю, что идея заключалась в другом, — Дженнаро поставил бокал на деревянный поручень, внимательно изучая предмет моего интереса. — С кем у вас ассоциируется этот квадрат?

— С Малевичем, наверное.

— Вот вам и ответ. Гением супрематизма творца, конечно, не назовешь, но скорее всего, он пародировал Малевича. Дело даже не в черном квадрате на белом фоне, а в расположении картины.

— А что с ней не так, кроме того, что она висит прямо под потолком?

Caipirinha оказывал благотворное влияние на мое настроение.

— Она не просто висит под потолком, а расположена в углу под потолком. Именно таким образом Малевич разместил «Квадрат» во время футуристической выставки в «Dobychina Gallery», спровоцировав серьезный скандал.

— Что за скандал?

— Мадемуазель, я что, нанимался бесплатно преподавать вам историю?

Дженнаро делал вид, что сердится, но что-то подсказывало мне, что на мои вопросы он отвечает с большим удовольствием.

— Ну, пожалуйста…

— Ладно. Надеюсь, вам известно, что такое «red corner»?

— Нет.

— Это становится невыносимым. — Он театрально закатил глаза, изрядно меня рассмешив. — «Красный угол» — это место, где в русских домах обычно размещали иконы. Теперь понятно?

Я хотела отшутиться и отрицательно покачать головой, но побоялась, что Дженнаро сбросит меня с лестницы.

— Понятно. Он разместил картину в «красном углу» и зацепил нежные чувства верующих.

— Finalmeeeente… [48]

Коснувшись ладонью лба, он избавился от несуществующей испарины и освободил застрявший в моем горле смех.

Прежде чем вернуться в «Old Pharmacy», мы успешно прокатились над ночным океаном в прозрачном лифте, по достоинству оценили правильную подсветку бассейна на вершине утеса и дружно похвалили меня за то, что я ни разу не попыталась потерять сознание. За это время Франгиция успела разрядить звонками его телефон, который волновал его столь же сильно, как меня сообщения немца Себастьяна. Мне хотелось, чтобы сказка не заканчивалась. Мне очень-очень этого хотелось.

«Старая Аптека» гудела и раскачивалась, как встревоженное осиное гнездо. Качественно подкрепившись алкоголем во время бразильского концерта, народ решил на этом не останавливаться. По пятницам и субботам Мадейра закрывала глаза значительно позже, чем просыпалось утреннее солнце. Компанию Дженнаро долго разыскивать не пришлось: она оказалась самой шумной, примечательной и развеселой. Один маленький нюанс меня все-таки смутил: я представляла себе продолжение банкета впятером, но никак не ожидала увидеть пятнадцать-двадцать взрослых мужчин и женщин, сидевших за одним столом. Дженнаро знал практически всех присутствующих, мне же были знакомы лишь трое: Жорж, Франгиция и красавчик Мигель. Барышню с конским хвостом я в учет не брала, потому что с дружбой у нас сильно не складывалось.

Честно говоря, я давным-давно отвыкла от шумных посиделок. Попадая в незнакомое общество, я обычно молчала, присматриваясь к людям и выделяя интересующих меня личностей. Была, правда, одна большая компания, куда я стремилась искренне и всегда. Но все распалось: кто-то не поделил бизнес, кто-то пошел своей дорогой, а лучших ее членов просто больше нет. Как говорится, «It’s the same old story». And the sad one [49].