Юй Хуа - Братья

— А что у тебя с лицом?

И Чжао с довольным видом отвечал:

— Да так, прыщики.

Именно в это время и заявился в Лючжэнь проходимец Чжоу Ю, то бишь Бродяга Чжоу. На вид он был круче некуда, ну да нынешние аферисты все выглядят, как в кино. С двумя коробками от цветных телевизоров с диагональю 29 дюймов в руках он вышел из здания автовокзала. В кармане у него лежало пять юаней. Пожалуй, за вычетом главного подменщика Сун Гана, любой лючжэнец имел при себе больше денег, но все считали себя при этом бедняками, а Чжоу Ю со своими пятью юанями лучился счастьем, словно попал в список журнала «Форбс».

Смеркалось, но луна еще не показывалась на небе. Фонари и вывески бросали перекрещивающиеся полосы света. На улице было так жарко, что лючжэньцы ходили чуть не нагишом. Чжоу Ю в костюме и кожаных ботинках опустил коробки на землю и остановился посреди улицы словно в зале под кондиционером. На лице у него по-прежнему играла форбсовская улыбка, будто жара и не мучила его вовсе.

— Простите, это Девичий поселок? — спросил он у прохожего.

Всего ему пришлось задать свой вопрос пять раз. Прохожие спешно кивали или дакали в ответ, но никто не остановился и не поглядел на него внимательно, и уж тем более никто не собирался подходить, чтоб перекинуться с ним парой словечек. Поскольку народ не поддавался на провокации, Чжоу Ю не за что было ухватиться. В прежние времена, если бы на улицах Лючжэни вдруг появилась такая незаурядная фигура, наши зеваки непременно бы окружили ее и стали пялиться, как на орангутанга. Но теперь, когда из трех тысяч конкурсанток в поселок уже съехалось почти две тыщи восемьсот, да еще нагрянуло штук двести репортеров, приехали ведущие, которых народ раньше видел только в телевизоре, начальство и члены жюри и когда лючжэньцы перевидали их всех, они заделались стреляными воробьями. Чжоу Ю был уверен, что стоит ему упомянуть пару раз Девичий поселок, как все заахают от удивления. Где ему было знать, что приезжие звали так Лючжэнь уже больше недели, даже наши и то так звать начали.

Чжоу Ю простоял перед вокзалом до темноты, но никто так и не подошел к нему потрепаться, так что ему не с чего было начать свою аферу. Только несколько велорикш подъезжали с вопросом:

— Господин хороший, вам в какой отель?

В кармане у Чжоу покоились те самые пять юаней, и если бы он прокатился разок на велорикше, то они тут же бы растаяли. К тому же он знал, что с рикшами шутки плохи — и за юань недостачи семь шкур сдерут. Поэтому делал вид, что не обращает на них внимания, и извлекал из кармана игрушечный телефон, совсем как настоящий, но внутри стоит батарейка АА, и, если нажать тайком на кнопку, он трезвонит. Когда в поле зрения показывались велорикши с вопросами, телефон принимался звонить. Чжоу Ю доставал его из кармана и злобно орал в трубку:

— Почему моя машина не подана?

Когда стемнело, он понял, что дальше стоять не имеет смысла, и пошел с коробками вперед. На сей раз, как он ни старался, а форбсовской походки не выходило — получалось только плестись, как кули. Улицы поселка были запружены народом — в основном девицами, которых Чжоу то и дело задевал коробками по бедрам. Так, молотя лючжэньцев по ногам, в свете фонарей и неоновых вывесок, под звуки китайских и иностранных песен, под грохот джаза и рок-н-ролла, в нежном ореоле европейской классики и китайской народной музыки он шел и останавливался, оглядываясь по сторонам на остановках и любуясь созданной Бритым Ли новой Лючжэнью. Между классическими европейскими и современными американскими зданиями красовались целые улицы домов, совсем как в фильме «Высоко висят красные фонари»*. Он видел греческие колонны — то был бутик Бритого Ли, видел покрытые черепицей традиционные домики — то был его китайский ресторан, в японском дворике прятался суши-бар, а над всем этим царили готические окна и барочные крыши… Чжоу Ю подумал, что Лючжэнь — тот еще гибрид.

Никто не знал, куда шел вечером этот обманщик. Обряженный в костюм и кожаные ботинки, мучаясь от жары, голода, жажды и усталости, он тащил две огромные, тяжелые, совершенно несуразные коробки. Здоровью Чжоу Ю можно было только позавидовать: в таком виде он протаскался по улицам до одиннадцати и не только не схлопотал тепловой удар, но и не брякнулся в обморок. Наверняка он умудрился обмануть и собственное тело. Сделав круг по поселку, он заметил, что все улицы заполнены ночующими на них лючжэньцами, а послушав их разговоры, узнал, что все гостиницы забиты под завязку и по домам расквартированы конкурсантки.

Дойдя до циновки Стихоплета Чжао, Чжоу Ю остановился. Стихоплет еще не спал. Он лежал на циновке и отбивался от комаров. Чжоу смерил его взглядом и кивнул. Стихоплет не обратил на это никакого внимания, а про себя подумал: этому еще что здесь надо? Тут Чжоу заметил на противоположной стороне закусочную Тетки Су. От голода у него совсем подвело живот, и он понял, что если сейчас не съест хоть что-то, то обманщика из него не получится — разве что голодное привидение. С коробками в руках Чжоу пересек улицу походкой беженца. Оказавшись в заведении, он обрадованно ощутил дуновение кондиционера и уселся за столик у входа.

Было уже поздно, в закусочной болтались всего двое посетителей. Тетка Су уже ушла домой спать, а за кассой сидела ее дочка и трепалась с двумя официантками. Сестренке Су было уже за тридцать, но никто в Лючжэни не знал, был ли у нее парень, так же как никто не знал, кем был ее отец.

Девушка заметила, как в закусочную вплыл Чжоу Ю и как величественно уселся он за стол. Только его коробки были начисто лишены величия. Чжоу понял, что некрасивая, даже страшненькая Сестренка Су — здешняя хозяйка. Водрузив на мужественное лицо мужественную улыбку, он стал глядеть на нее, словно любуясь прекрасной картиной. У девушки, на которую не смотрел так прежде ни один мужчина, запрыгало сердце. Только когда официантка подала Чжоу Ю меню, он нехотя оторвал глаза от Сестренки Су и стал изучать список блюд. Порция паровых пельменей стоила ровно пять юаней, и Чжоу Ю заказал пельмени. Официантка с барной картой в руках спросила, что он будет пить, засыпав Чжоу названиями напитков, но тот покачал головой и произнес:

— У меня слишком густая кровь, я соки-воды пить не могу. Будьте добры стакан простой воды.

Официантка ответила, что простой воды нет, есть только минеральная. Но Чжоу снова покачал головой со словами:

— Я не пью минералку. Это все обман: нет в ней никаких минералов. Больше всего минералов как раз в простой воде.

Сказав это, он снова зачарованно уставился на Сестренку Су, и у той вновь часто-часто забилось сердце. Он был уверен, что она непременно принесет ему стакан воды. Его рука нырнула в карман, и игрушечный телефон взорвался звоном. Чжоу достал мобильник, отвернулся и сделал вид, что отвечает на звонок. Потом он принялся ругаться, словно на том конце провода был его секретарь. Чжоу отчитывал подопечного за то, что тот не заказал заранее номер, и теперь, прибыв в Лючжэнь, он оказался на улице. На сей раз, в присутствии девушки, Чжоу Ю вел себя совсем не так, как с велорикшами, — он не кипятился, а ругался очень интеллигентно, а в конце даже добавил пару слов утешения. Когда он выключил телефон, убрал его в карман и повернулся обратно, Сестренка Су со стаканом воды уже стояла рядом. Обманщик Чжоу понял, что в стакане минералка, и, хотя он умирал от жажды, будто вышедший из пустыни, вежливо поднялся и выразил по всей форме искреннюю благодарность. Потом он опустился на стул и стал прихлебывать воду маленькими глоточками, закусывая маленькими кусочками пельменей. Так завязался его разговор с Сестренкой Су.