Юй Хуа - Братья

— Да я больше десяти лет никого из наших не видел. Хрен знает, увижу ли снова.

Сун Ган снова опустился на стул, и они продолжили расписывать друг другу свои страдания. Оказалось, что, покинув Лючжэнь, Точильщик приехал на остров и год работал грузчиком, как когда-то Сун Ган. Потом он подался в Гуандун с Фуцзянью и вкалывал там несколько лет на стройках у пяти разных подрядчиков. К концу года, когда подходило время выдавать зарплату, все подрядчики испарялись. Так вот он и стал заниматься нынешней торговлей ножами. С горькой усмешкой Точильщик заключил, что он и в Лючжэни точил ножи, а как уехал — стал сбывать те же несчастные ножи. Видать, судьба такая. Потом они с Сун Ганом принялись вспоминать всякие истории из детства и заразительно смеяться. Точильщик Гуань развеселился. Он обернулся, бросил взгляд на спящую жену и с довольной улыбкой сказал, что за все эти годы так и не сколотил состояния, зато уж с бабой ему свезло так свезло.

— В Лючжэни бы такой не нашлось, — заключил Точильщик.

После этого он стал рассказывать историю своей женитьбы. Случилось это в Фуцзяни, тринадцать лет назад, где меньшой Гуань продавал тогда свои ножи. Его будущая жена сидела на корточках у реки и стирала белье, смахивая слезы. Увидев это, он почувствовал, что ему ее жаль, остановился и стал смотреть на женщину, но та ничего не замечала. Погруженная в собственное горе, она даже не услышала его протяжного вздоха, а все продолжала стирать и плакать. Меньшой Гуань развернулся и пошел прочь. Годы одинокой жизни истомили его душу, но вид этой горестной женщины не шел у него из головы. Отойдя на пару метров, Точильщик решительно повернул голову и вернулся к реке. Женщина все еще сидела там, где он ее оставил, со своим бельем. Гуань спустился по ступенькам к воде и сел с ней рядом. Они разговорились, и он узнал, что ее родители умерли, а муж сбежал к какой-то бабе. Он рассказал ей, как сам с торжественными клятвами покинул родной поселок и как, потерпев полное фиаско, оказался в нынешнем трудном положении. Оба они были скитальцы и, встретившись, вдруг почувствовали, будто знали друг друга сто лет. Точильщик искренне произнес:

— Поехали со мной, я о тебе позабочусь.

К тому моменту женщина достирала одежду и собиралась подняться на ноги, но, услышав, о чем толкует Гуань, снова ухнула на карачки.

Поглядев задумчиво на реку, она встала и, прихватив таз с бельем, пошла вверх по ступенькам. Точильщик последовал за ней до дома. Когда она начала развешивать белье на просушку, он снова предложил:

— Поехали со мной.

Она отупело посмотрела на Гуаня и ни с того ни с сего выдала:

— Белье еще не высохло.

Точильщик кивнул:

— Когда высохнет, я зайду.

Сказав это, он развернулся и пошел прочь. Точильщик остался в том маленьком фуцзяньском городке на ночь, а на следующее утро притопал к дверям ее дома и увидел, что она уже собрала вещи. С огромным чемоданом она стояла у порога и ждала его. Точильщик понял, что она согласна, и, подойдя к женщине вплотную, спросил:

— Белье высохло?

— Высохло, — кивнула она в ответ.

— Ну так пошли, — махнул он рукой.

И тогда она со своим чемоданом последовала за Точильщиком в чужие края. Так началась для нее новая, ничуть не более легкая кочевая жизнь.

Когда Точильщик кончил рассказывать свою историю, уже рассветало. Жена Гуаня проснулась, встала с кровати и увидела, что двое мужчин все еще разговаривают. Она, ничуть не удивившись, погасила свет и вышла на улицу. Через какое-то время она вернулась с горячими пирогами. Пока Сун Ган с Точильщиком завтракали, она сняла высохшее белье, кинула его на кровать и начала проворно сворачивать одежду и убирать ее в большой чемодан. Потом она схватила пирожок и, жуя, оглядела комнату, проверяя, не забыли ли они чего. Точильщик разом умял четыре больших пирога, а Сун Ган съел только один и почувствовал, что больше не может. Тогда жена Гуаня запихнула четыре оставшихся обратно в пакет и аккуратно вложила в большую дорожную сумку. Потом она водрузила на плечи гигантский рюкзак и, взяв в правую руку сумку, а в левую — чемодан, вышла из дому и стала дожидаться мужа на пороге. Точильщик, закинув за плечи свои ножи, выкатил другой чемодан. На улице он левой рукой похлопал Сун Гана по плечу и произнес:

— Езжай домой, Сун Ган! Послушай меня, возвращайся в Лючжэнь. Через пару лет ты уже не сможешь.

Сун Ган кивнул и, похлопав Точильщика в ответ, сказал:

— Я понял.

Жена Гуаня улыбнулась ему, и Сун Ган ответил ей улыбкой. Он остался стоять у порога, глядя, как несчастные супруги бредут по рассветной улочке. Жена Гуаня совсем потерялась за своим огромным рюкзаком, Сун Гану были видны только ее чемодан и дорожная сумка. Гуань с женой самозабвенно ругались: обремененный ножами и маленьким чемоданом Точильщик пытался вырвать у жены ее здоровую сумку, но та никак не уступала. Тогда он принялся тянуть у нее из рук чемодан, но она не отпускала и его. Оба изрыгали потоки ругани.

— Твою мать, у меня одна рука пустая, — ревел Точильщик.

— Твоя рука? — звонко хмыкала жена. — Да у тебя ревматизм и артрит плеча в придачу.

— Мать твою, — визжал Гуань. — Слепой я, что ли, был, когда на тебе женился?

— Это я сослепу за тебя просваталась, — не уступала женщина.

Простившись на рассвете с Точильщиком и его женой, Сун Ган в одиночестве простоял весь день на той площади, где он встретил Гуаня, и продал две последние банки крема.

Он решил вернуться домой. Слова Точильщика заставили его вновь заскучать по далекой Линь Хун. Он боялся, что через пару лет сам, как Точильщик, потеряет всякое желание возвращаться. Проведя последнюю ночь в гостинице, на следующий день он отправился в клинику пластической хирургии и вытащил из груди импланты. Они уже успели к тому моменту основательно затвердеть, и врач, столкнувшись с молчащим пациентом, решил, что тот удаляет искусственную грудь как раз поэтому. Врач спросил Сун Гана, делал ли он регулярно массаж груди, и тот молча замотал головой. Тогда он сказал, что проблема именно в этом. После операции врач велел Сун Гану возвращаться через шесть дней, чтоб снять швы, и принялся страстно расписывать собственную клинику — мол, если Сун Ган решит менять пол, то к ним стоит идти в первую очередь. Сун Ган кивнул, взял противовоспалительные таблетки и вышел на улицу.

В тот же день вечером он уже сидел в автобусе до города Хайкоу. Пока автобус катился по приморской дороге, он вновь увидел морских птиц, которые стайками летали между солнцем и волнами, но в его ушах звенели голоса пассажиров и бурчал мотор машины, и Сун Ган не услышал их криков. В Хайкоу, когда он садился на паром до Гуанчжоу, сквозь рев прибоя Сун Ган наконец-то услышал заветные звуки. Он стоял на корме корабля и следил глазами за птицами, что гнались за вылетавшей из-под кормы пеной, словно бы они и сами были ее брызгами. Когда солнце стало заваливаться за горизонт и по небу разлился закат, птицы сгинули. Они пропали, медленно растаяв вдали, словно дым из печной трубы.