Юй Хуа - Братья

Пятнадцатилетний Ли улегся на кровать, и ему понадобилось всего пять минут, чтобы найти выход. Потом он спокойно закрыл глаза и мгновенно захрапел.

На следующий день после обеда Ли не спеша вышел из дому и сначала отправился в больницу. Пошлявшись туда-сюда по больничным коридорам, словно родственник, пришедший навестить больного, он, улучив момент, проскользнул в ординаторскую. Оказавшись внутри, он, не торопясь, стал перебирать гору пустых емкостей от капельницы. Сперва он вытащил больше десятка использованных бутылочек от глюкозы и стал, поднимая их вверх, смотреть, в какой раствора осталось больше. Выбрав наконец самую полную, он быстро пихнул ее под одежду и мгновенно выскочил из ординаторской, а потом и из больницы.

Затем Ли с бутылочкой в руках счастливо вышел на улицу. Время от времени он вскидывал ее и покачивал перед глазами, чтобы проверить, сколько же там все-таки осталось глюкозы. Ему казалось, что больше пятидесяти граммов. За точным ответом Ли отправился в лавку, где торговали соевым соусом. Вскинув бутылочку, он поводил ей перед глазами продавца и спросил, сколько там было раствора. А продавец в лавке был большой мастак в этом деле. Взяв в руки бутылочку и качнув ее пару раз, он тут же определил, сколько в ней было жидкости: больше пятидесяти граммов и меньше ста. Бритый Ли ужасно обрадовался и, получив назад свой трофей, покачал его со словами:

— Это ж питательно.

С гордостью неся в руках свои не пятьдесят, но и не сто граммов глюкозы, он отправился в лавку к Кузнецу. Он знал, что у Кузнеца есть своя собственная тачка. На нее-то и нацелился Бритый Ли: он собирался призанять ее на денек и свозить на ней Ли Лань на могилу. Добравшись до лавки, Ли стал глядеть от порога, как Кузнец, обливаясь потом, кует железо. Посмотрев на это какое-то время, он сделал знак рукой, словно начальник, пришедший с проверкой:

— Передохни-ка.

Тун опустил свой молот и стал обтираться полотенцем, глядя на Ли, который уселся на излюбленной с юношеских лет лавке. Появление на пороге этой физиономии наглядно подтверждало пословицу о том, что без надобности в буддийский храм не ходят.

— Ты че пришел, шантрапа? — спросил Кузнец.

Бритый Ли рассмеялся и произнес:

— Я пришел за должком.

— Мать твою, — Кузнец махнул своим полотенцем. — Да когда я тебе, шваль малолетняя, был чего должен?

Ли снова посмеялся и напомнил Кузнецу:

— Да вот две недели назад, перед баней, ты кое-чего такое говорил.

— Что говорил? — Кузнец никак не мог вспомнить.

Бритый Ли самодовольно ткнул себя в нос и сказал:

— Ты сказал, что я талантище. Сказал, что непременно в этой жизни накормишь меня лапшой саньсянь.

Тут Кузнец Тун все вспомнил. Он повесил полотенце себе на шею и нагло произнес:

— Ну, сказал я это, и что ты теперь будешь делать?

Тут Ли принялся нахваливать Кузнеца почем зря:

— Что ты, Кузнец, за мужик? Ты как рыкнешь, весь поселок три раза встрепыхнется. Разве ж пристало тебе брать свои слова назад?

— Ах ты, дрянь эдакая.

Кузнец, рассмеявшись, ругнулся. После этих слов он уже не мог вести себя так бесцеремонно, как прежде. Подумав немного, Кузнец сказал:

— Я ж обещал тебе при жизни угостить тебя, дык я жить еще долго собираюсь. Когда угощу — это я еще не знаю.

— Хорошо сказано!

Ли, выставив большой палец, похвалил Кузнеца. Потом он рассмеялся и перешел прямо к делу:

— Вот что, лапшу твою я есть не буду. Ты лучше одолжи мне на денек свою тачку, и будем считать, что должок ты мне вернул.

Кузнец понятия не имел, что за кот припрятан в мешке у Бритого Ли, и спросил:

— На кой черт тебе сдалась моя тачка?

— Ох! — вздохнул Ли и признался Кузнецу: — Мамка хочет наведаться в деревню на могилу к папке. Знаешь ведь, что она заболела, столько не проковыляет. Вот я и одолжу у тебя тачку прокатить ее.

Говоря это, Ли поставил на лавку свою бутылочку с глюкозой. Кузнец ткнул в нее пальцем и спросил:

— А бутылка на кой ляд?

— Это солдатская фляжка, — выдал Ли. Потом он пустился в объяснения: — Ехать-то до деревни далеко, и солнце припекает. Ежели мамка в дороге пить захочет, как быть? А в бутылочку воды нальешь, она по пути пить из нее станет, вот и выходит тебе самая натуральная солдатская фляжка.

Кузнец хмыкнул и произнес:

— Вот так, ядрен картон, и не скажешь, что ты, шваль малолетняя, почтительный сын.

Ли смущенно улыбнулся, высоко вскинул свою бутыль, покачал ее немного и сказал Кузнецу Туну:

— Здесь есть еще чуть больше, чем пятьдесят граммов глюкозы. Питательно, как ни крути.

Тут Кузнец прямодушно сказал:

— Ну, раз ты такой почтительный сын, одолжу я тебе тачку, так и быть.

Бритый Ли рассыпался в благодарностях. Потом он похлопал по лавке и с самым загадочным видом поманил Кузнеца присесть с ним рядом:

— Не буду я за просто так брать у тебя тачку. Я тебе отплачу. Как говорится, добром за добро.

Кузнец не понял:

— Каким еще таким добром за добро?

Бритый Ли тихонько произнес:

— Задница Линь Хун…

— О… — тут до Кузнеца дошел наконец смысл его слов.

С загадочным видом Кузнец уселся рядом с загадочным Ли, и тот в самых сочных красках расписал ему секрет заветной задницы. Дойдя до самого напряженного, самого волнующего момента, Ли остановился. Кузнец подождал какое-то время, и губы собеседника вновь зашевелились, только говорили они теперь уже не о Линь Хун, а о том, как Стихоплет Чжао в самый ответственный миг выдернул его наружу. Кузнец был разочарован: он вскочил, потирая ладони, прошелся туда-сюда и, не выдержав, выругался:

— Ох уж этот гребаный Стихоплет…

Хотя секрет задницы Линь Хун открылся Кузнецу лишь наполовину, он по-прежнему сочувствовал Ли.

— Если потом понадобится, то ты только свистни, — отдавая тачку, сказал он.

Ли затолкал стыренную из больницы бутылочку с глюкозой в карман и покатил тачку Кузнеца прямиком к Зубодеру Юю за приглянувшимся ему плетеным креслом. Он собирался одолжить и это кресло, а потом привязать его к тачке, чтоб Ли Лань могла с полным комфортом полулежа добраться до деревни. Когда Ли добрался до места, Зубодер как раз дремал на своем снаряде. От звонкого удара остановившейся тачки он в испуге вздрогнул всем телом. Потом раскрыл глаза и увидел перед собой Ли с тачкой. Рассудив, что ни Ли, ни тачка никак не могут быть клиентами, он снова лениво прикрыл глаза. А Бритый Ли, словно большой начальник, подошел к клеенчатому зонту и, заложив руки за спину, осмотрел разложенные на столике клещи и зубы.

Тогда близился уже конец культурной революции: она не текла больше сплошным бурлящим потоком, а пробивалась тонкой струйкой. Зубодеру не нужно было больше с помощью выдранных по ошибке здоровых зубов демонстрировать свою идейную позицию. Надерганные по недосмотру зубы только бы навредили его репутации. Идя в ногу со временем, Зубодер припрятал их вместе с банкнотами, решив, что у всех, как водится, семь пятниц на неделе и однажды из струйки может вновь образоваться целая река, и вот тогда-то он и вытащит эти зубы на свет божий.