Александр Лапин - Святые грешники

И быстро двинулся по залу. Они встретились на ковровой дорожке. В холле. Взаимно обрадовались. Обнялись. И трижды «в щечку» похристосовались. Начал разговор Александр:

— Вот, приехали почему-то большой делегацией.

— Это чтобы более весомо представить вашу область. Потому и пригласили расширенный состав.

Дубравин коротко, в нескольких фразах рассказал о делах. Отец Фотий живо поинтересовался, что нового у Рюрикова. И только Дубравин настроился на душевный разговор, как тот стал быстро оглядываться по сторонам.

Но он все-таки еще спросил:

— А как мои ролики? Идут у вас?

— Да, идут! И хорошо идут! — начал говорить Дубравин и хотел было рассказать об отзывах на ролики, но тут увидел, что архимандрит уже смотрит мимо него.

То есть мыслями витает уже где-то в другом месте. Не здесь. И Дубравин оборвал свой рассказ на полуслове:

— Все путем! Работаем.

— Еще увидимся! — успел сказать отец Фотий. И унесся дальше. По делам.

«Жаль! Не удалось поговорить», — думал Александр, занимая свое законное место во втором ряду, сразу за лидером коммунистов.

Народ вокруг него тоже начал рассаживаться.

Все происходило именно так, как и предсказывал знаток подобного рода дел отец Сергий. Начальство, разочарованное отсутствием первого лица, покинуло президиум сразу после перерыва. По регламенту время выступлений сократили до нескольких минут. Что-то говорили случайные люди.

Дубравин начал раздражаться: «И кому нужен тут наш уникальный опыт?» Но в конце концов решил: «Кроме всей этой бюрократии, есть тут несколько человек, таких же, как и я. Радеющих за дело. Пусть их не так много. Но они есть. Для них и буду говорить!»

И уверенно шагнув на трибуну, он взял самую высокую ноту. Торопился донести до слушателей суть своей методы проведения таких мероприятий. Несколько обязательных слов с расшаркиванием перед властями и… ближе к делу, к реальности:

— Мы снимаем каждое мероприятие, которое проводится в области в этом направлении. И сразу показываем его на телевидении, выкладываем в общий доступ на сайты. Любое. Большое и маленькое. Фестиваль брейкданса и турнир детских дворовых команд. Рейд по киоскам и форум в правительстве. Что это дает? Во-первых, так мы контролируем работу организаторов и волонтеров. Когда за тобой следит камера — не схитришь, не обманешь, не построишь потемкинскую деревню в отчете. Значит, выделенные средства идут по назначению. А во-вторых, широкое освещение в медиа воздействует на общественное мнение… Дает резонанс…

В общем, выступил. Так, как хотел. Постарался донести до людей самое главное. Что в любой работе нужен оригинальный, творческий подход. Нужно, чтобы каждый горел.

Когда он сел на место, отец Сергий горячо пожал ему руку:

— Отличное выступление.

«Может, с ним поговорить о проблемах? Об этих снах непонятных? О запутанных семейных делах… А главное, о том, что нет спокойствия в душе. Как добиться… Хотя чего я? У него у самого душа болит. Ему самому надо слово утешения. А я еще буду навязываться. Как-нибудь потом…»

Словно уловив такое зыбкое настроение соседа, отец Сергий тихо сказал:

— Сейчас перерыв будет. Потом обед в трапезной. А завтра утром, кстати, там, наверху, — он поднял белую руку в широком рукаве черной рясы вверх, указывая куда-то в расписной потолок зала заседаний, — будет очень интересная служба. Сам патриарх проведет. Пойдем?

— Пойдем! — согласился Дубравин, понимая, что здесь уже нечего ловить.

У входа в храм столпотворение. Сотни людей стоят на площадке. И чего-то ждут. Наверное, чуда. Им кажется, если они сюда пришли на богослужение, в котором участвует сам патриарх, то уж точно с ними произойдет нечто важное и чудесное.

На самих дверях регулируют поток люди в форме. Московские казаки. Дубравин невольно морщится. Сколько лет прошло. Какие были надежды…

Они показывают бородатому стражу свои отпечатанные на плотной бумаге с вензелями приглашения и протискиваются прямо в храм.

Все расписано. Ярко освещено. Блестит золото. Строго глядят с икон лики святых. От такой красоты и роскоши глаза прямо разбегаются.

Народ стоит плотно. Взгляды устремлены вперед. Туда, где проходит главное действо.

Отец Сергий, извиняясь, медленно, но верно перемещается в толпе к какой-то одному ему ведомой цели. Дубравин тоже, стараясь никого не задеть, проталкивается вслед за ним. Наконец провожатый останавливается где-то у колонны, рядом с которой стоит большой деревянный крест с Распятием.

Дубравин потихоньку оглядывается вокруг. Справа от него стоит группа кадет в ярких, с вензелями на погонах мундирчиках. Чуть дальше, на передней линии, дети из воскресной школы. Девочки в белых платьицах. Пацаны в костюмчиках. Вокруг свободного места в центре, где происходит священнодействие, охрана. В том числе и церковная, но с наушниками и рациями.

Справа от них площадочка, на которой, как Александр понимает, стоят власть имущие.

Но это все народ, так сказать, организованный. А есть и другие. Позади них — монах. Волосы и борода его будто спутаны ураганом. Все смотрят вперед, на действо. А он вперился огненным взором в иконостас. И шепчет что-то свое. Видно, молится. О чем?

Рядом с ними семинарист. То плачет. То смеется. То падает на колени. И кланяется в пол. Лбом.

А у алтаря, у Царских врат служба идет своим, веками выверенным, неизменным порядком. Поют певчие. Машут кадилами попы, распространяя сладкий дым ладана по храму. Открываются и закрываются Царские врата. Дьяконы громогласно провозглашают ектеньи.

Дубравин слушает внимательно. Но понимает только некоторые слова. Потому что вся литургия идет на церковнославянском. И с ходу, просто так, понять, о чем идет речь, практически невозможно. Он, как и все вокруг, безмолвствует. Только в некоторые моменты, когда видит, что иереи начинают креститься, тоже накладывает крестное знамение.

Торжественная литургия тянется долго. Патриарх и около двадцати других иерархов постоянно перемещаются, обмениваются каноническими возгласами.

Стоящий рядом отец Сергий видит растерянность на лице Дубравина и начинает нашептывать, поясняя некоторые вещи:

— Сегодня возводится в сан епископа архимандрит Мефодий. Но само посвящение будет под конец литургии. Называется это дело «хиротония». Он получит посвящение и принесет архиерейскую присягу. А пока он уйдет в алтарь, и литургия пойдет своим чередом.

Дубравин в это время наблюдает за тем, как соискатель, торжественный и взволнованный, целует руки стоящих в кругу епископов.

«Наверное, так они приучают его к смирению!» — думает он.

Время идет. И ему начинает казаться, что он присутствует на каком-то грандиозном спектакле, который разыгрывают эти важные бородатые мужчины. Он смотрит на их раскрасневшиеся лица. И острым глазом замечает, что некоторые из них играют свою роль вдохновенно и ярко, стараясь вложить в ритуал душу. Другие держатся равнодушно, словно делают привычную работу. Третьи и вовсе все делают чисто механически.