Александр Лапин - Святые грешники

Они сидят в старом венском ресторанчике. Едят традиционный венский шницель и говорят, говорят обо всем. Сначала о политике — куда без нее! О том, что их надежды на демократию, новое мироустройство не сбылись. Россия неожиданно повернула на третий круг. И традиционно возвращается к самодержавию, православию:

— Не хватает только народности, — замечает захмелевший Дубравин. — И все встанет на свои места!

— А мы впадаем в ханство! В суперханство! — отвечает ему Амантай. — Формально мы — республика. А по сути… По сути… не поймешь что. Какое-то до конца не определенное состояние. И где найти золотую середину для развития? Не знаю…

— А есть ли она вообще, истинная демократия? — спрашивает Дубравин. — Я что-то ее и здесь особо не замечаю.

Можно сказать, он этим вопросом наступает на больную мозоль Амантая.

Собравшиеся у стойки официанты в белых куртках и повязанных передниках даже начинают перешептываться, видимо, опасаясь скандала, когда Амантай разражается горячей тирадой о здешних порядках:

— Да нет тут тоже ни хрена никакой свободы прессы, демократии и толерантности! Одни разговоры. Это мы у себя в СССР думали, что на Западе другая жизнь, другие нравы и другие люди. Мол, Запад — он развитой, а Восток отсталый. Этот стереотип так въелся в наш мозг, что мы по сей день не можем от него избавиться. Я здесь приглядываюсь к их жизни. И вижу, что это просто мираж, довлеющий над миллионами людей в наших странах. Здесь давным-давно тоже нет никакой безбрежной демократии. Даже бытовая жизнь настолько зарегламентирована, что какие-либо попытки жить не так, как все, пресекаются в корне. Общество в лице своих институтов контролирует любое отклонение от стереотипа и нормы. Малейшее высказывание, которое могут заподозрить в нетолерантности или в отличии от общих взглядов, всегда вызывает негативную реакцию. Пресса, которую мы всегда считали свободной и объективной, на самом деле заангажированная и очень тенденциозная.

— Да, я знаю! — соглашается Шурка.

А Амантай продолжает, разливая холодное белое «Шабли» в бокалы:

— Несколько раз я давал интервью разным газетам. Помню, приходил корреспондент «Зюддойче цайтунг», что в переводе означает «Южнонемецкая газета». Ну, и так я с ним разговорился, что в конце этого пятичасового интервью он все повторял: «Я никогда не слышал ничего подобного. И это будет бомба!» Но прошло несколько месяцев, а статья так и не вышла в свет. И вот как-то на одном из брифингов в Брюсселе я опять с ним встретился. И спросил дипломатично: «Что-то, Карл, я не видел вашей публикации?» Немец страшно засмущался, но в конце концов, видно, набрался мужества и честно признался: «Герр Турекулов! Я вас глубоко уважаю, но, к сожалению, статья с вашим интервью выйти не может. Главный редактор, когда ее прочитал, сказал буквально следующее: наша газета никогда ничего хорошего о России, о господине Путине и господине Назарбаеве не опубликует!» Ну и, соответственно, послал его, корреспондента, далеко и надолго! Вот такая тут свободная пресса.

— Господи, да тут сплошная тоталитарная демократия, — замечает Александр. — Как в том анекдоте: «И эти люди запрещают нам ковыряться в носу?!»

— Да, одно сплошное лицемерие. Всё улыбаются, улыбаются…

— Что мы все о политике! Давай лучше выпьем за женщин! За семьи! — меняет тему Дубравин.

Выпивают. И разговор, как водится в таких случаях, идет соответствующий:

— Ты-то, Шурик, как живешь? Все с той же женой?

— Развелся. Мы теперь с Людмилой вместе. Дочка растет. Дуняша.

— Да ты что?! Ой-бай! А я и не знал! Поздравляю. А Галина Озерова, она как?

— Ударилась в карьеру. Трудится не покладая рук. Держится бодрячком. А у тебя как дела?

— Вот как сошлись звезды… — задумчиво говорит Амантай. — У меня все интересно. Имя им легион.

— Кому? — интересуется Дубравин.

— Бабам моим, — грубо отзывается Амантай. — Но так, чтобы в омут с головой — такого не было. Хотя, впрочем, не знаю. Тут у меня приключилась одна история. Занятная…

Дубравин заинтересованно смотрит на старого друга. Какая такая в нашем возрасте может быть «история»?

— Когда я только приехал сюда, на Запад, и входил в курс дела, пригласил меня на праздник один наш олигарх, что бежал от гнева «папы». Я был зол на президента. И мне было скучно. Так что по ехал к нему в гости. В Праге меня встретил его помощник. Поселил в небольшой уютной гостинице, что у Карлова моста. И сказал на прощание: «Вас ждет подарок!» Вечером, только я начал укладываться спать — стук в дверь. На пороге стоит этот помощник. А рядом с ним — молоденькая чешка. Белолицая, стройная — короче, все при ней. Помощник объясняет: ее зовут Агнешка. Она и является подарком. Ты же знаешь, что у нас это сейчас негласно заведено на государственном уровне. Если какой-то большой праздник, то обязательно создается ударный женский отряд для обслуживания высоких гостей…

— Да, Восток — дело тонкое, — дипломатично замечает Дубравин.

— Так вот. Наш беглый олигарх решил: а чем я хуже? Ну, принял я ее. Как-то все непривычно было сначала. Неловко. Остались вдвоем. Угостил шампанским, фруктами. А вот дальше что-то такое случилось. Так уж слиплись наши тела и души, что ну просто как будто я попал в райские кущи, а она не земная женщина, а сладострастная гурия. Высокая, стройная, белокожая гурия. Незаметно пролетело время. И с нею, видно, тоже что-то случилось. Лежим, а она шепчет: «Ты мой любый! Ты мой милый!» И кажется нам, что мы вместе не эти два часа, а целую жизнь. Разговорились. Она студентка балетного училища. То есть будущая балерина. Уже сейчас танцует у них в театре. Иногда вот так вот работает в эскорт-услугах. Подрабатывает. Потом приехал этот помощник и увез ее. А я все лежал и думал: «Что же это было?»

Захмелевший Дубравин задумчиво смотрит на друга и думает: «Да, в каждой избушке свои игрушки!»

— Может, это и было то самое, чего мы все ищем? Прошло, поманило. И все!

Амантай просит официанта принести еще бутылку «Шабли». Долго разглядывает этикетку. Потом, когда ее открывают, рассматривает пробку. Наконец, пригубив из бокала, кивает человеку в белой куртке и переднике:

— Наливай! — Затем объясняет свою придирчивость Дубравину: — Они, увидев, что клиенты уже захмелели, иногда выносят совсем не то, что ты заказываешь. Рассчитывают, мол, и так сойдет. Приходится проверять.

— Все люди одинаковые! — философски замечает Шурка.

— Ну так слушай, что было дальше!

Амантай выпивает холодное вино, слегка прицокивает языком и продолжает свой рассказ:

— На следующий день подлетели друзья нашего олигарха-олигофрена или как уж его назвать. Не знаю. Друзья из России. Такие крутые ребята из сферы рекламного бизнеса. Ну, из тех, что оседлали российское телевидение, создав рекламные «прокладки» в виде всяких «Видео-интернешнл» и прочих посреднических контор. Прилетел и «Белый орел». На частном самолете. Ну, я тебе скажу — уж такие они чванливые, такие хвастливые! Я думал, только у нас остались такие. Ан нет. Выехали в его загородное поместье. Огромный дом с садом, бассейном, лужайками. Тут развернулось основное действо. Столы поставили на лужайке. И загуляли. После официальной части, когда гости уже хорошо набрались, приехали приглашенные дамы из эскорта. Где уж они их собрали — сказать не могу. Но таких красивых и ухоженных девушек в таком количестве я никогда не видел. Сели снова все за стол. Давай знакомиться. Представляешь, Шурик, я вроде уже пожил, многое повидал. Но от такой красоты даже заробел. До нее дотронуться страшно, такая она чистая, нежная, воздушная. А за деньги — сразу в койку. Тут я снова увидел Агнешку. Ну, и закрутилось все, как и в прошлый раз. Удалились мы с нею в дом. И пошло и поехало. В этом было что-то безумное. Четыре часа подряд. Я сам не пойму, что со мной произошло. Такого подъема, такой радости я никогда не видел. Только кончаю, через пять минут опять хочу. А силы не убывают. Только прибывают. Стало мне даже казаться, что по воле Аллаха я через любовь стал познавать сущность рая. Потом немножко темп сбавили. Она говорит: «Мне пора уходить. А то будет нагоняй! У нас строго». Я кричу: «Не уходи! Оплачу!» Она плачет: «Хочу остаться с тобой! Но не могу». В общем, дурдом какой-то.