Йозеф Кадлец - Повести

— Договорились.

Он и в самом деле охотно принял приглашение: поездка за город, пусть хоть на день, оживила бы его скучную, однообразную жизнь. Да и поедет он не один, а с Машей, которая относится к нему с нескрываемой нежностью. С ней будет приятно. Главное, теперь не придется идти в ее маленькую комнатку в мансарде, где вдоль стен, разделенные узким проходом, стоят две кровати.

Людвик мысленно уже готовился к поездке, он думал, как и что надо сделать, как отпроситься у начальника пораньше, иначе он опоздает к концу представления, воображал, как они побегут с Машей на поезд, в общем, он мечтал…

Но мечтам этим не суждено было сбыться.

Вечером он нашел на столе письмо от мамы. Она упрекала его за то, что он давно не приезжал домой, сообщала, что дедушка тяжело болен и что, если Людвик не приедет в это воскресенье, она никогда не простит ему.

Вместо поездки с Машей в Сенограбы Людвик ехал в субботу домой.

Из-за напряженной сверхурочной работы Людвик постоянно недосыпал. Он мечтал о покое, о прогулках на свежем воздухе. Какой прок от того, что завелись у него деньги, что заработок удвоился, если с утра до поздней ночи он томился за чертежной доской в закрытом помещении, будто в клетке. И никаких новых знакомств, новых встреч, он общался только со своими коллегами, людьми не такими уж интересными, поглощенными своими заботами, измотанными чрезмерной работой. И только беседы с Эдой были для него отдушиной, хотя тот редко приходил домой. Эда стал его единственным другом, пусть и не очень надежным и близким, скорее странным.

Ночной поезд из Праги тащился в непроглядной тьме, вагоны громыхали и подскакивали на стыках рельс.

В эти поздние часы было мало пассажиров. Женщина, расположившаяся напротив Людвика, закуталась и пальто и уснула, не обращая внимания на тряску.

Людвик тоже попытался уснуть, но из этого ничего не получалось: в голове, как кадры из кинофильмов, прокручивались различные эпизоды его жизни.

Вот дядя развалился на диване, обитом темно-бордовым шелком, в отдельном кабинете кафе «У Тлапака», по бокам его сидят молоденькие женщины, они склонили головки ему на плечи; та, у которой волосы светлые, как солома, именуется Дашей, а темно-рыжая — Машей; дядя смеется, сотрясаясь всем телом; он счастлив и, как истинный торговец, нахваливает свой товар: «Приедешь в Прагу, я покажу тебе таких девочек, каких ты в жизни не видал».

Закопченная кухня в многоквартирном доме в Голешовицах; у плиты маленькая, сгорбленная женщина в спортивных фланелевых брюках, ее окружили давно не стриженные дети, они тянут ее в разные стороны и зовут поиграть с ними в «мельничное колесо», она сердито отгоняет их, бьет по рукам и, всхлипывая, причитает: «Из-за вас я никуда шагу ступить не могу!»

Обед варится на плите, кухня наполнена запахом горелого жира, из кастрюль подымается пар, он, как белое облако, стоит под потолком; посередине кухни сгорбленная женщина играет с детьми: все держатся за руки, водят хоровод и весело кричат: «Колесо у нас сломалось и тотчас распалось!» При этом ребята валятся один на другого на грязный пол.

Поезд остановился у освещенного перрона, на котором не было ни души, и через минуту тронулся, погружаясь во тьму, словно в черную воду.

Маша, голая, пахнущая мылом, ходит по комнате; ее тело тускло поблескивает в полутьме; за ее спиной прячется желтый свет настольной лампы с опущенным абажуром, чтобы не бил в глаза; Маша подбегает к Людвику и прижимает его голову к полудетским грудям, она жаждет его поцелуев, его объятий; Людвик колеблется, но потом не выдерживает… И тут дверь с шумом раскрывается и появляются дядя с Дашей; они громко смеются и со злорадством кричат: «А, это тот, что был «У Тлапака». Пусть он выходит из игры!»

Потом оба лежат на железной кровати под одеялом; Маша страстно, всем телом прижимается к Людвику, она гладит его, неустанно ласкает, затем они сливаются в едином объятии, будто с давних времен принадлежали друг другу; на столе все так же светит желтая лампа, она несколько сдерживает пылкое проявление их чувств; с кровати напротив за ними молча наблюдают Даша с дядей, они сидят рядом и чего-то ждут. Маша нежно шепчет Людвику в ухо: «Останься, не уходи, не покидай меня».

Людвик то засыпал, то просыпался, то дремал, убаюканный шумом колес. Иногда в купе заглядывал свет фонарей со станций, а затем поезд вновь поглощала ночная тьма.

Вот проходная комната, где живут Людвик и Эда. Людвик лежит на кровати, глаза его слипаются ото сна, Эда сидит на подоконнике открытого окна и надоедливо насвистывает какую-то песенку, Людвик знает ее, но никак не может вспомнить; наконец Эда закрывает окно, и сразу прекращается и свист и шум ночного города; Эда в задумчивости обходит огромный обеденный стол и несколько раз повторяет одно и то же: «Все люди — это живые трупы, правда, кто в меньшей степени, а кто в большей, в зависимости от того, у кого какое желание жить…»

Два неприметных человека в штатском ведут Кнотека по узкому проходу между чертежными досками. Он выглядит как всегда, будто случившееся его не касается, и только во взгляде какое-то беспокойство; когда он оказывается рядом с Людвиком, тот видит расширенные зрачки и чистые светящиеся глаза, словно омытые слезами, а в них затаился страх перед всем, что ждет его.

Эда читает газету, длинный список имен, имена звучат монотонно, как в реквиеме, когда оплакивают умершего…

Кадр за кадром сменялись воспоминания и внезапно обрывались, затем — пустая неотснятая пленка, пока ее не покрыла вуаль сна.

Поезд сбавил ход, за окном летели искры от паровоза, казалось, с большим трудом движется он в ночной тьме. Вскоре поезд подошел к перрону вокзала родного города Людвика.

Людвик шагал по привокзальной улице, по тихим спящим переулкам. Тот одноэтажный домик с чердачным окошком под черепичной крышей, со светлой штукатуркой и темными наличниками навсегда остался родным и дорогим его сердцу домом, ибо тут он родился и прожил лучшие свои годы.

Нигде так хорошо не спится, как дома. Хотя Людвик и лег поздно, он тем не менее взял реванш за все свое недосыпание. И спал до обеда в обстановке полного спокойствия и тишины.

Утром мать не стала его будить, пусть сынок хорошенько выспится, на цыпочках прошла мимо и неслышно закрыла за собой дверь.

А после обеда пришлось подробно отвечать на многие вопросы: как он живет, где устроился, нравится ли ему работа, что за друзья у него, как он проводит свободное время. И Людвик охотно рассказывал об Эде, о хозяйке квартиры, о своих соседях, о работе в проектном бюро и о дяде, которого искал дома, в Голешовицах, а нашел в кафе.

— Я всегда говорил, что он подонок, а он к тому же еще и бабник, — заметил дедушка. — У меня на таких негодяев нюх…