Хантли Фицпатрик - Моя жизнь по соседству

Я выхожу следом за ней в коридор. Нэн задвигает засов и поворачивает ключ.

В последний момент она оборачивается: слишком худая, слишком напряженная:

– Знаешь, каково не получать то, что хочешь, а, Саманта?

«Такого я в жизни не чувствовала» – эта мысль посещает меня снова и снова с тех пор, как я встретила Джейса. Только прежде это означало хорошее, я не сосание под ложечкой, которое теперь не проходит.

Джейс забирает меня у водно-теннисного клуба и спрашивает, не против ли я того, чтобы по дороге заскочить в больницу.

Внутри у меня все замирает. После рокового ЧП мистера Гарретта я не видела.

– Конечно нет, – заверяю я, вежливо солгав, чего по отношению к Джейсу до сих пор не делала.

Реанимация на четвертом этаже; чтобы подняться туда, нужны пропуски. Прежде чем войти в палату, Джейс явно собирается с духом. Я делаю то же самое, только незаметно.

В больничном халате, утыканный трубками, мистер Гарретт кажется таким несчастным! Разве этот человек легко носил тяжести, поднимал на руки Гарри и Джорджа, играл в футбол? Джейс пододвигает стул, садится у койки, берет отца за перевязанную, подсоединенную к аппаратам руку и что-то шепчет ему на ухо. Я смотрю на экран кардиомонитора: кривая бежит вверх-вниз, вверх-вниз.

По дороге домой Джейс смотрит прямо перед собой. Обычно он берет меня за руку, а сегодня держится за руль так, что костяшки белеют. Я вжимаюсь в сиденье и упираюсь пятками в приборную панель. Мы проезжаем мимо поворота на Мейн-стрит.

– Мы не домой едем? – спрашиваю я.

– Я решил заглянуть к Французу Бобу, – со вздохом отвечает Джейс. – Узнаю, за сколько он купит у меня «мустанг». Я столько времени на него потратил… О деньгах и не говорю.

Я хватаю его за руку:

– Нет, Джейс, не надо! Не продавай «мустанг».

– Сэм, это просто машина.

Не могу это слышать! Сколько часов Джейс работал над «мустангом», тихонько насвистывая! Как он читает автожурналы, вроде «Хеммингс» и «Кар инсьюзиаст»! Аж страницы загибаются. «Мустанг» для Джейса не просто машина, это его отдушина. Примерно то же самое для меня плавание, а раньше было наблюдение за звездами и за Гарреттами.

– Нет, это не просто машина, – заявляю я.

Джейс не едет дальше по шоссе к Французу Бобу. Он сворачивает и возвращается обратно по дороге, тянущейся вдоль реки, и останавливается в Магуайр-парке.

«Жук» старый и шумный. Наверное, поэтому, когда Джейс глушит мотор, тишина кажется абсолютной. С той ночи я в парке впервые. Нет, какие-то звуки есть – шелест волн о камни (только что проплыла моторка), крики и возня чаек, которые бросаются к воде и швыряют моллюсков на скалы. Джейс выбирается из машины, носком кроссовки пинает камешек на грунтовой дороге. Он идет не к тайному убежищу, а к повороту дороги у детской площадки.

– Я постоянно звоню им, – начинает Джейс. – Ну, в полицию. Они твердят, что помочь не могут. Свидетелей-то нет. – Меткий пинок – камешек перескакивает с песчаной дороги на траву. – Ну почему той ночью шел дождь? Целое лето сушь стоит…

– Что это меняет? – спрашиваю я.

– Если бы не дождь, остались бы следы шин. – Джейс опускается на колени и чертит пальцем на земле. – А так… Сбивший папу уйдет от ответственности и никогда не узнает, какое зло сотворил.

Или этот человек знает, но ему все равно.

У меня сердце болит от стыда, вытесняющего злость на Нэн. Больше всего на свете я хочу быть с Джейсом откровенной. С самого начала я откровенничала с ним, как ни с кем другим. А он слушал и все понимал. Но такое не понять нельзя.

Как Джейс может понять то, чего я сама не понимаю?

– Привет, милая! Я еду тебе про запас готовлю. Меня так часто не бывает дома, что нам не удается поужинать вместе. Не хочу, чтобы ты питалась помоями из «Завтрака в каюту!» или из клубного бара. Вот я и придумала варианты ужина – твой любимый жареный цыпленок с грибами и паста болоньез, – радостно щебечет мама, когда я заползаю на кухню после смены в водно-теннисном клубе. – Я подписала контейнеры, часть заморожу…

И так далее и тому подобное.

Голос у мамы спокойный, твердый, уверенный. В платье с запахом цвета арбуза, она больше похожа на мою старшую сестру. У миссис Гарретт круги под глазами, она осунулась и пребывает в полной прострации. Я стараюсь поддерживать порядок, но с каждым днем дом Гарреттов все больше превращается в бардак. Пэтси капризничает, Джордж докучает мне, Гарри хулиганит, Дафф и Энди дерутся, как бешеные собаки, Джейс напряжен и вечно замотан, Элис язвит пуще прежнего. У Гарреттов изменилось все, у нас – ничего.

– Хочешь лимонаду? – предлагает мама… – В «Гибсонс гурмэ» на днях привезли лимоны Мейера, и я для разнообразия сделала лимонад из них. По-моему, эта партия самая лучшая. – Мама наполняет мне стакан. Она воплощение расторопности и материнской заботы.

– Мама, прекрати! – шиплю я, усаживаясь на кухонный табурет.

– Знаю, чрезмерная забота тебе не по нутру. Но прошлым и позапрошлым летом, когда я пропадала на работе, ты была с Трейси. Составить таблицу того, что свежее, что заморожено? Нет, ты ведь и так запомнишь? Я вдруг поняла, как тебе одиноко.

– Ты даже не представляешь.

Видимо, мой тон настораживает маму, потому что она замирает, нервно оглядывает меня, но быстро продолжает:

– Вот закончатся выборы, и мы устроим замечательный отпуск. Может, на Карибы отправимся. Про Верджин-Горду я слышала только хорошее.

– Даже не верится! Ты что, в робота превратилась? Как можешь делать вид, что ничего не случилось?

Мама замирает прямо с контейнером, который хотела убрать в морозилку:

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты должна рассказать правду о наезде, – тихо говорю я.

Мама медленно расправляет плечи и впервые за долгое время смотрит мне в глаза, кусая нижнюю губу.

– Он обязательно поправится. – Мама плотно закрывает контейнер крышкой. – Я слежу за новостями. Джек Гарретт довольно молод и в хорошей форме. Сейчас ему тяжеловато, но, по большому счету, ничего страшного не случилось.

Я наклоняюсь вперед – ладони скользят по прохладной гладкой поверхности разделочного стола.

– Как ты можешь так говорить? Сама-то в это веришь? Как… как ничего страшного?! – Я машу рукой, нечаянно задеваю вазу для фруктов из уотерфордского хрусталя.

Ваза летит к стене, со звоном падает на плиточный пол, бьется, лимоны прыгают по всей кухне.

– Это ваза моей бабушки, – строго напоминает мама. – Стой на месте. Я принесу пылесос.

Совершенно невозмутимая, в красивом платье и туфлях на каблуках, мама аккуратно пылесосит кухню, а меня от ее вида трясет. Я соскакиваю с табурета и выключаю пылесос:

– Нельзя просто вычистить и забыть. У Гарреттов нет медицинской страховки. Ты знаешь об этом?