Росен Босев - Дни, что нас сближают

Рукой идиота, своей собственной рукой.

— Знаешь что? Я пойду туда, — сказал Чавдар и вышел из спальни.

— Ты зачем пришел?

Эмилия привстала с постели и смотрела на Чавдара. Ее смущали его голые ноги, но в то же время она чувствовала, что смущение проходит, превращается в нечто другое, в то, что подготавливалось долгими годами. Друг Станко становился и ее другом, все более близким… И чем сильнее ее раздражала слащавость Станко, тем больше ей хотелось, чтобы этот мускулистый и широкоплечий «третий» был вместе с ними. В институте они почти не обращали друг на друга внимания, но все время получалось так, что после работы они шли куда-то втроем.

Эмилия знала, что когда-нибудь Чавдар попытается взять ее за руку, и когда это наконец произошло сегодня в машине, она с облегчением вздохнула. Но ее гораздо больше беспокоило другое: Чавдар станет вторым мужчиной в ее жизни и, возможно, последним. Когда же это случится, когда? И как?

— Я не могу заснуть! — Чавдар сделал еще один шаг к ее кровати.

Ее грудь, обозначившаяся под полупрозрачной тканью ночной рубашки, казалась ему сейчас непохожей на ту, на которую он тайком заглядывался, когда они все вместе были на пляже, или когда он заставал их вдвоем у нее дома, еще не успевшими как следует одеться, или… Эмилия не стеснялась ни его, ни других мужчин. Она лишь смущалась, как сестра смущается своего брата.

Сейчас ее грудь казалась ему совсем другой, завораживала его, манила, и он сделал еще один шаг.

Эмилия пошевелилась, и походная кровать отозвалась алюминиевым звоном, долго висевшим в воздухе…

— И я тоже.

Этот мужчина медленно, сантиметр за сантиметром, на протяжении нескольких лет приближался к ней, а сейчас расстояние, разделявшее их, катастрофически уменьшалось. Вот уже он сделал второй шаг, и она испугалась: если он набросится на нее с той же скоростью, то раздавит ее. Она трусила, но была готова принять на себя этот удар.

— И что дальше?

При попытке сделать третий шаг Чавдар почувствовал сильное сопротивление: его останавливало присутствие Станко или, точнее, присутствие лет, накопившихся между ним самим и Эмилией. Он с горечью подумал о том, что все эти годы чересчур пекся о собственной персоне, превращался постепенно в неженку. Прежний Чавдар давно бы заставил кровать петь свою походную песню, но теперь научного сотрудника Чавдара смущало все — и отвратительный запах одеколона, купленного им в аэропорту, и то, что грудь Эмилии была той самой грудью, которую он, сам того не желая, разглядывал, когда они все вместе отдыхали на море или когда он заставал их вдвоем со Станко, торопливо приводившими себя в порядок…

Эмилия догадалась, о чем он думает, ей стало грустно, потом прошло и это, и она улыбнулась.

— Давай покурим.

Странно, у Чавдара оказались с собой сигареты.

Бульдозерист лежал на спине и вглядывался в сгустившуюся над головой темноту.

В соседней комнате спокойно спали с сердитыми мордашками две его дочки, а рядом слышалось ровное дыхание жены.

Даже эти три близких ему существа отводили в последнее время взгляд, если нужно было ему что-то сказать, или старались говорить как можно короче.

Бульдозерист протянул руку к жене, но она тут же отвернулась, почти спряталась в щели между стеной и кроватью. Она сторонилась его.

— Но я прав! Прав! — сам себе сказал бульдозерист и заснул.

Ночной разговор Чавдара и Эмилии застрял на «трабанте» Станко. И мужчина с голыми ногами, и женщина в полупрозрачной ночной рубашке были единодушны: Станко нужно сменить машину, но только если появится возможность купить что-то более приличное.

В этот момент о стекло со звоном ударился камешек.

Чавдар вскочил со стула и открыл окно.

— Товарищи любовники! — послышался со двора жизнерадостный голос Евгения. — Вы еще не проголодались?

— Что случилось? — удивленно спросила Эмилия.

— Пока ничего, но скоро случится! — рассмеялся Евгений и уже тише добавил: — Отправляюсь воровать кур.

— Ребячество! — возмутился Чавдар.

— Курица — это великолепно! Я мигом обернусь.

Эмилия наспех оделась, Чавдар пошел в спальню, чтобы наконец натянуть брюки.

Когда они выскочили на улицу, Евгений был уже в соседнем дворе.

Они остановились у забора и прислушались к металлическому скрипу: Евгений, наверно, разматывал проволоку. Скрип смолк, но потом зазвучал по-новому, словно его исполняли на другом инструменте — на заржавевших петлях калитки.

Минутная тишина, а затем взрыв кудахтанья. И снова затишье, нарушаемое лишь дыханием Евгения.

Эмилия услышала глухое «держи», протянула руки и почувствовала у себя в объятьях белое теплое тело. Прижала курицу к груди и заставила ее замолчать.

Евгений плюхнулся около них.

— Готово! — радостно сообщил он. — Только дальше все делайте без меня — лучше зарежьте меня самого, но этого сделать я не смогу!

Не успел Чавдар и глазом моргнуть, как Евгений уже вернулся из кухни с ножом. Может, он заранее его приготовил?

Чавдар взял нож, и холодный блеск металла словно отрезвил его. Он вооружился против птицы — и это придало ему решительности.

— Где? — спросил Чавдар.

Евгений повел его по двору. Они остановились перед благоухающей поленницей дров. Эмилия подала курицу Чавдару.

Он схватил птицу за шею, и ее тело, неожиданно оказавшееся слишком тяжелым, упало на землю, как огромная белая капля. Он прижал курицу к полену, и лишь тогда ее инстинкт взбунтовался. Чавдар взмахнул ножом, но попал по шероховатой древесной коре. Ударил еще раз, и лишь после третьего удара курица отлетела в сторону и забилась на земле. Чавдар, с окровавленным ножом в руке, смотрел на ее предсмертный танец. Казалось, птица всю ночь будет корчиться в агонии, но, к счастью, это продолжалось недолго.

— Ее сразу нужно ощипать, не так ли? — по-деловому осведомился Евгений. После первой в своей жизни кражи он стал более решительным и действовал уверенно и точно.

Эмилия дернула за перья всей пятерней, и они неожиданно легко, с готовностью отделились от тушки.

Евгений тоже ухватился за перья, потом отряхнул ладони, и ночь, лежавшая у их ног, превратилась в белый дансинг.

Чавдар стоял в стороне. Он успокаивал себя мыслью, что все происшедшее доселе — обыкновенный быт, необходимая деталь перед приемом пищи, как, например, мытье рук, но только наоборот.

Он сделал шаг и тоже погрузил руки в липкий пух. Постепенно тело птицы обнажилось. Подул ветер, разбросал перья, поднял их и превратил в новую птицу, которая проворно порхала между ними.

— Думаю, что достаточно, — сказала Эмилия и скрылась в кухне.

Но там она поняла, что далеко не достаточно. Действуя с врожденной решительностью домашней хозяйки, она дочистила курицу, вымыла ее в тазу и взглянула на Евгения.