Александр Иванов - Записки анастезиолога

Прибегает узбек. Смотрит на извлеченную трубку. Оправывается:

– Я кишка нос соваль, из нос тек каль, каль тек, я чистиль, чистиль, трубка выпаль, я ставиль трубка на место.

– Молодец, хорошо, а теперь ты идешь на х… и можешь жаловаться, работать здесь ты больше не будешь. И не надо меня обвинять в отсутствии толерантности, в нелюбви к жителям Средней Азии.

Мужичок ползает по полу в отделении, прячется под кроватью. Увидев меня, машет мне рукой:

– Ложись, тут опасно, я тут за террористами слежу.

– Да какие тут террористы, милый. Пойдем ко мне.

– Смотри, вон они – это секретные агенты ФСБ. Это наши. А та женщина с ножом – шахидка. А вон те – с ней. Вызываю группу захвата.

Начинает на мобильнике набирать эсэмэс.

– Пошли, пошли, террористы никуда не денутся. Полежим у меня, подождем группу.

Уговариваю спуститься в реанимацию. Прибывшая спецгруппа санитаров прикручивает его к кровати.

Взял историю. 35 лет. Место работы – РУВД, капитан. Мент, значит. Бывает, профессиональный делирий. Дьяконы обычно чертей ловят, менты – террористов. Поступил три дня назад, как раз время, пора. А пока лежи, отдыхай. Спи.

На следующий день приглашен психиатр. Выписывается направление в дурдом, диагноз понятен, алкогольный делирий. Но неожиданно в моче находятся кетоновые тела. Сахар повышен… Психиатр меняет диагноз на более затейливый: паранойяльный бред на фоне соматической патологии. Переписывает направление. Придется задержаться в реанимации, полечить диабет, а потом уже ехать в психушку. В сумасшедший дом с декомпенсированным диабетом не возьмут, там нужны люди здоровые телом.

Через день к товарищу возвращается рассудок, лежит, посмеивается над своим бредом. Привидится же черт знает что. А с водкой, говорит, согласен, пора завязывать. Повезло парню, никакого диабета у него нет и не было, просто в лаборатории перепутали анализы. Парень хоть и стремился домой, но после предложенной альтернативы уехать в дурдом согласился полежать еще денек. Ошибка лаборантки, перепутавшей фамилии, спасла капитана. Наверняка дальнейшая карьера сложилась бы иначе, принеси он на службу выписку из психбольницы.

Гость из Украины, приехавший на заработки со Львова, бьется привязанный к кровати. Белая горячка. Физически ощущаются исходящие от него потоки ненависти к москалям. Крик с сильным украинским акцентом:

– Ты москаль, педераст! Урот! Урот!

Дежурный врач слушает без эмоций. Зря ты так, хлопец. Какой я тебе москаль? В советском паспорте в графе национальность у него не было написано слово «русский». Впрочем, национальность можно было и не писать, было достаточно вклеить фотографию в профиль. Пятый пункт в прошлом его не раз подводил. Но не выдерживает даже он, несмотря на вековую смиренность своего народа.

– Ну у рот, так у рот, смотри, сам просил.

Почувствовав недоброе, больной примолк. Поздно. Дежурной медсестре:

– Листенон, сто миллиграмм, в вену.

– Доктор, была ли у вас мать? – спросила медсестра и вышла.

Трудно описать ощущения человека, которому ввели в вену миорелаксант, не отключая сознание. Говорят, ощущение запоминается на всю жизнь. Хочется сделать вдох, но нет сил. Непревзойденное средство для воспитательной работы. Задача врача – не пропустить момент, когда надо начать искусственную вентиляцию. Пора. Маска. Аппарат РО-6. Ларингоскоп. Интубация трахеи. Два дня ИВЛ при постоянном введении релаксантов. Достаточно времени подумать, полюбить москалей и осознать свою ошибку.

В понедельник приходит заведующий, родом с Украины. Действия дежурных врачей одобряются безусловно. На чистом украинском языке звучит пожелание:

– Прокинувся, хлопчик? Давай, з першим автобусом швидко жми до хаты.

Это окончательно сносит крышу алкашу, он в слезах целует руки врачам, просит прощения. Кричит, что любит россиян. При этом вспоминает, что знает русский язык:

– Можно я возьму на память немного российской земли?

Исчезает только под угрозой повторного сеанса. Напрасно говорят, насильно мил не будешь.

Рассказывает знакомый, реаниматолог сельской больницы, как четыре брата из Махачкалы приезжают учиться в академию наркоконтроля.

– Красавцы-джигиты на черном «Лэнд Крузере». Пить начали по пути. Уже под Питером братья так нажрались в гостинице, что старший брат сесть за руль не смог. Падал. Два средних от предложения порулить отказались. Ума хватило. Но ума хватило и на то, чтобы посадить за руль младшего брата, который отказываться уже ни от чего не мог. Его принесли, положили на водительское сиденье, завели мотор. Трогай, джигит!

Кто знает характер «Лэнд Крузера» с движком V8 4,5 л, тому не надо объяснять, насколько динамичен этот сарай на колесах. Дальнейшее понятно. Забавно, но он умудрился проехать по прямой километров 10–15 и не доехал до Петербурга метров 20. Врезался в стационарный пост ГАИ на въезде в город. Как истинный шахид, приняв его за блокпост. От «Тойоты» остался целым только ключ зажигания. Еще 20 метров, и он бы оказался на территории другого субъекта федерации. А так территория области, и джигита привезли под утро в сельскую больничку. Старшие братья почти не пострадали.

Печень джигита от удара превратилась в паштет. Когда вскрыли живот, он больше напоминал корыто с кровавыми помоями. Чтобы не тратить время, я наклонил операционный стол и, не обращая внимания на вопли санитарки, выплеснул содержимое на пол. Пришлось лить в две вены все, что попадалось под руку. От физраствора до плазмы. Группу крови определить не удалось. При гемоглобине ниже десяти это затруднительно, вроде агглютинации нигде не было, решил, что пусть будет первая. Жидкость в сосудах при этом бледно-розового цвета, не пачкает даже одежду. Хорошо, запас крови был, вливал литрами первую группу. Один хрен выжить у парня шансов не было. Давление не определялось несколько часов. Хирурги всю операцию с надеждой поглядывали в мою сторону, когда же я скажу, что хватит заниматься ерундой, пора труп увозить в подвал. Но сердце билось, а то, что нет давления, вам же и хорошо, нет давления – нет кровотечения. Работайте, ребята. А моя задача – живым со стола снять. Или хотя бы изобразить, что снял живого. Смерть на операционном столе – ЧП. Выслушивать вопли начмеда с утра не хотелось. Очень рискованное для меня занятие, могу послать подальше, невзирая на должность. Короче, часов пять хирурги зашивали остатки печени. К концу операции какое-то давление стало появляться, зажурчала моча. Живучая все же тварь – человек.

Сдав клиента в реанимацию новой смене, поговорив о перспективах с его протрезвевшими братьями, ушел домой спать. На следующий день в живых джигита увидеть не ожидал. Но тот был не только в сознании, но и узнал меня: