Александр Иванов - Записки анастезиолога

– Доктор, скажи, сильно я машину поцарапал?

Я уж тут не стал его успокаивать, видел сам кучу железа перед КПП. Сказал суровую правду, от «Тойоты» более-менее целым остался ключ зажигания, который, кстати, в придачу разорвал коленный сустав.

– Вай! Как тут бить? Машина друга! Взяли в Питер ехать. Как платить будем? Скажи, земляк, зачем я жив остался?

Слезы.

– Какой я тебе земляк? Если бы ты вчера помер и тебя здесь похоронили, тогда и станешь моим земляком. Хотя, поверь, мне сейчас на это глубоко, извиняюсь, безразлично. Лежи тихо, тогда выживешь.

В ординаторской на меня набрасывается коллега, доктор, родом из Дербента. Почему-то начал говорить с акцентом.

– Ты зачэм это сделал? Тэбэ дэньги давали? Давали, да? Не взял? Ну и мудак! У нас бы его вообще лечит не стали, пока бы тысяч 30 долларов родня не принесла. А узнали, что он мэнт, то и за 100 тысяч нэкто бы нэ согласился. За такие вещи у нас дома убить врача могут. Зачем лэчить мэнта, его завтра все равно убьют. Могут прямо в палате задушить. У нас если мэнт сядет в автобус, все виходят, автобус могут взорвать. Так один и едет.

– Слушай, это у вас дома. А сегодня твое дежурство, ты его лечить и будешь.

– Нэт! Никогда. Я лезгин. Я не буду лэчить аварца!

Больной, увидев врача-лезгина (и как они друг друга различают?), к нашей общей радости наложил кучу дерьма прямо в кровать. Прекрасно, значит, кишечник работает, хороший шанс выжить.

А от начмеда я все ж получил… Во-первых, не смог ответить на вопрос, а какая же у больного группа крови? Сказал, что не знаю, какая была. Сейчас первая. Два обменных переливания крови он получил. Во-вторых, не соблюдал правила, стандарты и рекомендации по лечению острой кровопотери. Отцепился, только когда ему было предложено прямо сейчас сходить в операционную. Как раз туда привезли достойный объект, очередной шок. Не желает ли он показать нам мастер-класс? А то п…ть – не кульки ворочать. Начмед не пожелал. А джигиты нам даже бутылки не принесли. Хотя обещали банкет в ресторане для всего отделения. Маленькая радость была от того, что в академию наркоконтроля их так и не приняли. В крови у них, кроме алкоголя, оказались еще и опиаты. Кровь на анализ брали до операции, так что опиаты не наши, не отмажешься.

Чтобы встретиться в лобовом столкновении под туманным Санкт-Петербургом, стоит приехать из разных концов СНГ, из солнечных Молдавии и Киргизии. За рулем микроавтобуса оказался молдаванин. С ним пришлось провозиться почти всю ночь. Шок. Должен выжить, с ногами или нет – вопрос остается открытым. Ему было не до разговоров. Зато водитель КАМАЗа, гражданин Киргизии, оказался болтлив. Несмотря на акцент. Травмы у него оказались полегче. Неудивительно, КАМАЗ машина серьезная.

– Вы давно права купили?

– Да, давно. Тридцать лет за руль.

– А в нашем городе сколько уже ездите? Неделю?

– Нэт, болше. Мэсяц.

– Всего месяц? А до этого только по степи ездили?

– Нэт, я город нэ езжу, один раз ехал, боялся, пока болше нэ ехать.

– Ну и кто из вас оказался на встречке?

– Он. Я думаль его перепрыгнуть, нэ смог. Ссади девятка ехаль, мне водитель руки целоваль, говориль – ты, брат, ты мене жизн спас. Иначе он бы в меня.

Положил их напротив, пусть укрепляют дружбу народов. Когда молдаванин отойдет от наркоза – побеседуют, разберутся, кто прав.

От скуки смотрю фильм «Скала». Стареющий супермен Коннери, конечно, крут. Но у нас бывает и повеселее. Недавно наблюдаю во дворе картину, очередной побег из соседнего дурдома. Парень четко спланировал побег. Заранее выкрал психиатрический ключ. Решил рвануть через приемный покой. Но куда в больничном халате без денег? Далеко не убежишь. Рассчитал, что успеет добежать до соседних жилых домов. Двери подъездов закрыты, везде домофоны. По водосточной трубе залезает на второй этаж и проникает в квартиру. Надо позвонить друзьям, а повезет – разжиться одеждой. Не учел одного, соседние дома ведомственные и заселены работниками дурдома. И попадает он в квартиру старшей медсестры приемного отделения. Мадам так ничего, килограммов сто двадцать, к сумасшедшим привыкла, тщедушный паренек испугать не способен. Телефона ему не дала, а позвонила сама, на работу: а что, у нас там ничего не случилось? С ее квартиры парня забирали со слегка попорченным лицом, но зато спокойного.

На работе списывают старую аппаратуру. Такую, что уже стала представлять опасность для здоровья нации. Удалось умыкнуть один прибор. Аппарат для искусственной вентиляции легких выпуска 86-го года РО-6. С трудом, после частичной разборки, запихнул его в багажник своего хэтчбека. Давно мечтаю сделать на даче в сарае слесарный верстачок, а для этой цели нет ничего более подходящего. Уже придумал, как на переднюю панель прибора прикрепить тиски и поставить небольшой токарный станок. А внутри можно оборудовать шкафчик для инструментов. Пусть еще послужит. Все же памятник эпохи, знаком с ним с юных лет. Обозначение РО – понятно, значит «респиратор объемный». Что обозначает цифра 6, похоже, уже никто и никогда не знает. Реликтовый монстр отечественной дыхательной аппаратуры. Разработан в 70-е, морально устарев в процессе разработки. Но при этом пережил несколько поколений врачей и до сих пор пыхтит на просторах нашей родины. В нем есть нечто брутальное, какая-то первобытная сила и полное отсутствие эмоций. Он будет вдувать в легкие заданный объем, что бы с человеком ни случилось. И ничто не сможет помешать ему делать свое дело. Сигналы тревоги не предусмотрены. Только монотонное шипение сжимающегося меха и бульканье пузырей в столбике с водой при чьих-то жалких попытках оказать ему сопротивление. И горе тому, кто решит с ним поспорить. Любая попытка кашлянуть или задержать дыхание заканчивается печально. Вплоть до баротравмы легких. Это не дыхательная гимнастика по Бутейко, лучше не пробовать. Светлая память всем борцам сопротивления.

Хотя в его защиту надо сказать, что внедрение современной дыхательной аппаратуры не очень понизило общую летальность, а скорее привело только к увеличению продолжительности жизни пациента в условиях реанимации. А тут санация отделений осуществлялась быстро. Два-три дня РО-6 работает с пациентом и все. Обычно этого было достаточно.

На рабочем столе компьютера есть папочка с таким названием, с бессмертным афоризмом Виктора Степановича Черномырдина. Там много скопилось поучительных историй на эту тему, вот несколько примеров. Первый о том, как тяга к мелкой халяве чревата крупными неприятностями.

Бабушка ровно в сто лет сломала шейку бедра. Так и было написано на прикроватной табличке, в графе возраст – один век. Жаль бабушку, хоть и была она в полнейшем маразме. Травма тяжелая, а в сто лет практически смертельная. И дел-то травматологам всего ничего. Деротационный сапожок на голень, йогурт и хороший уход. Не сможет подняться, встать на костыли, значит, не судьба. По идее, нужно оперировать, иначе шансов встать на ноги нет, но старушка и так последние годы не вставала с кровати по причине своего маразма. Но родня заботлива, как же, по-вашему, бабушка не сможет самостоятельно ходить? Нет уж, извольте сделать операцию. И как травматологи ни объясняли, что делать ничего не надо, бабка как не ходила, так и ходить не будет, ума операция не прибавит, как анестезиолог ни пугал, что в таком возрасте да в ее состоянии это опасно, не помогло. Родня настаивала, уверенная, что бабуля запрыгает с новым шарниром. И нашелся травматолог, согласился сделать эндопротезирование сустава. Можно было бы его подозревать в корысти, но нет, не будем, нельзя о людях думать плохо.