Карстен Йенсен - Мы, утонувшие

Экипаж состоял из пяти человек.

Кнуду Эрику было пятнадцать, он считал себя опытным моряком, так как перешел с камбуза на палубу, на место юнги. С компасом он давно был знаком. Умел заплести огон, срастить концы троса коротким сплеснем и наложить марку. Мог сделать поворот оверштаг и фордевинд.

На камбузе теперь работал бледный паренек, поддерживавший огонь в плите, весь зеленый от морской болезни. Ему было четырнадцать, как и Кнуду Эрику сто лет назад. Звали его Хельмер — тот самый мальчишка, что когда-то не хотел лезть в воду и, повиснув на фокштаге дедушкиного шмака, перевернул его. Штурманом на «Кристине» был пожилой мужчина Хермуд Дрейман, тоже из Марсталя.

Семьи копенгагенских матросов-«дальнобойщиков» Рикарда и Альгота были далеки от мореходных традиций. Кнуд Эрик понял это по их снаряжению: ни рундуков, ни постельного белья. Кроме обязательного матросского чемодана [36] Матросский чемодан — специально сшитый парусиновый мешок со шнуровкой, предназначенный для хранения вещей. , в котором хранились коровий рог с жиром, парусные иглы, свайка, шило и рукавицы, каждый владел лишь вещмешком с одеялом и коробкой из-под сигар, в которой хранилась бритва. Их парадная форма не отличалась от робы: пара грубых синих штанов и шерстяная фуфайка того же цвета.

У Рикарда на правой руке была татуировка обнаженной русалки, держащей Даннеброг. Оба матроса пользовались польскими мундштуками для сигарет, кончик у мундштуков был плоским, так что за неимением пепельницы сигарету можно было поставить вертикально.

Здесь царило совсем иное, нежели на «Активе», веселое настроение, но Кнуд Эрик все никак не мог распрощаться со своим прежним мучителем. Борясь с усталостью, ночью, в одиночестве стоя у штурвала, когда высокие волны с кусками льда вздымались над судном, он всегда вспоминал Пиннерупа. Слышал его ругань в завывании ветра. Видел лицо в пенных верхушках волн. Чувствовал, как немилосердная рука сжимается на волдырях, когда одолевала усталость, и с чувством торжества понимал, что победил мучителя. Море он все еще, бывало, ненавидел в приступе детского упрямства, но больше не боялся.

Он видел, как умалился штурман. Тогда, сидя на причале канала Фредериксхольм, с отрепетированной небрежностью болтая ногами, он еще до конца не понимал, чему же научился, глядя на то, как штурман спасовал в столкновении с портовыми рабочими. А теперь до него дошло. Многому можно научиться, лишь неся тяготы и лишения, но не стоит унижать людей только потому, что они неопытны. Им можно протянуть руку помощи. И он помог Хельмеру, когда тот уже готов был сдаться под гнетом усталости и постоянной дурноты.

— Смотри, — учил он, — хлеб у тебя клеклый, народ беспрестанно жалуется. Проблема в дрожжах. Покупные дрожжи никуда не годятся.

Он взял пару больших картофелин и попросил Хельмера их почистить и мелко порезать.

— Ну-ка, найди мне бутылку, — продолжил он урок.

Бутылку следовало на треть наполнить порезанной картошкой и долить воды. Затем Кнуд Эрик заткнул ее пробкой, которую хорошенько закрепил с помощью парусной нитки.

— А теперь пусть постоит в теплом месте, и через пару дней у тебя будут дрожжи. Ты их протрешь через сито и положишь в тесто. Но смотри, чтобы не перестояли, а то нитка порвется, и будет большой «бум».

Хельмер смотрел на него так, словно старший товарищ только что посвятил его в секреты мастерства великих фокусников.

Вот оно как, быть взрослым, думал Кнуд Эрик, вот как на тебя тогда смотрят.

«Кристина» уверенным курсом шла на Ньюфаундленд. Не об этом мечтал Кнуд Эрик. Но уж какое место досталось, такое досталось, и маршрут, пролегающий через холодные воды Северной Атлантики, стал еще одним испытанием на прочность. Из Оскарсхамна в Швеции до Эребакке в Исландии они шли двадцать два дня, груженные деревом. По пути на него вновь нашла морская болезнь, заставив усомниться в себе. Разгрузка заняла две недели.

Потом «Кристина» продолжила путь в Литл-Бэй на Ньюфаундленде, неся в трюме черный вулканический песок с побережья Исландии. Стоял ноябрь. Через неделю плавания они попали в густой туман. После полудня туман отступил и встал стеной на горизонте, в то время как солнце ярко освещало остальную часть небесного свода. Затем вернулся, паруса посерели от влаги, тяжелые капли падали на палубу. Небо то показывалось, то исчезало, и за серой пеленой не разглядеть было даже нока бом-утлегаря.

На третий день тумана Кнуд Эрик как раз заступил на вахту у штурвала, когда серая дымка вновь рассеялась. С одной стороны виднелись высокие, покрытые льдами горы. К его удивлению, они были не белыми, а синими, лиловыми и как бы прозрачными, цвета морской волны. Одна из гор возвышалась подобно гигантскому четырехугольнику: вертикали с прямыми углами и плоской вершиной. Казалось, она рукотворна. Гора эта произвела на Кнуда Эрика такое невероятное впечатление, что ему стало не по себе. Что он видел, кроме пологих скалистых побережий Скандинавии с низенькими домишками? И уж конечно, не доводилось ему встречаться с этим диким, хаотичным миром снега и льда.

— Гренландия с подветренного борта, Гренландия с подветренного борта! — завопил он, слыша в собственном голосе страх.

Шкипер и штурман примчались из каюты. Баер бросил взгляд на горные склоны.

— Это не Гренландия, — произнес он. — Это айсберги.

Он обвел рукой горизонт. Айсберги вздымались и с наветренной стороны, там они были настолько разрозненными, что разрушали любую иллюзию о существовании единого побережья. Тут туман вернулся, и снова они оказались в изоляции.

Во взгляде шкипера читалась озабоченность. Худое лицо, казалось, еще больше побледнело.

— Теперь все в руках Божьих, — произнес он.

Две недели все застилала туманная пелена. Ветра практически не было, влажные паруса большую часть времени висели. Мощные ровные атлантические волны медленно и ритмично проходили под уязвимым корпусом «Кристины». Вода была маслянисто-гладкой, как будто в этом влажном холоде твердела и превращалась в лед. Стояла мертвая тишина, и Кнуд Эрик вначале думал, что туман не только скрывает все вокруг, но и поглощает все звуки. Но потом до него дошло, что в тумане все разговаривают шепотом. Словно невидимые айсберги, со всех стороне окружившие «Кристину», были злыми духами, внимание которых не следовало привлекать. Тишина действовала на нервы, но все же они не решались ее нарушить. Кнуд Эрик думал, что Господь, наверное, видит их, застрявших среди густого тумана, и простирает над ними свою длань, как на то надеялся шкипер.

Когда туман наконец рассеялся и вокруг показалось не одетое льдом море, все закричали. Не «ура», как можно было подумать, нет, они издавали нечленораздельные вопли, им хотелось лишь услышать звук собственных голосов. До того каждый из них был окружен тишиной, оторван от других, а теперь они снова были вместе. Айсберги больше не таятся в засаде. Можно и покричать.