Калле Каспер - Буриданы [журнальный вариант]

Алекс взял кольцо с сапфиром и стал его рассматривать. Ему трудно было вообразить, как Марта могла подходить к голодному человеку, показывать из-под полы хлеб… Что дало жене сил на это? И вдруг он понял — конечно, отчаяние. Люди только тогда способны преодолеть себя, когда их положение совершенно безвыходно, подумал он. Означало ли это, что сам он до подобного состояния еще не дошел? Или Марта права, и он стал вялым?

— А как их из России вывезти? Не думаю, что большевики это позволят, наверняка всех уезжающих обыскивают.

Марта стала собирать украшения и укладывать обратно в шкатулку.

— Это очень просто, Август рассказал мне, как это делается, — обронила она. — Комиссия по оптации с эстонской стороны занимается контрабандой, за некоторую мзду они переправляют золото и драгоценности через границу с дипломатической почтой.

Она закрыла шкатулку, подала ее Алексу, затем взяла пустой стакан, встала и спросила самым что ни на есть обыденным тоном:

— Еще чаю?

Ночью Алекса разбудили какие-то странные звуки. Было темно, он не сразу понял, что это такое, но потом догадался, придвинулся к жене и обнял ее.

— Не плачь. Вот увидишь, все уладится.

Но рыдания Марты все усиливались, наконец она повернулась, крепко прижалась к Алексу и шепнула:

— Алекс, ты меня любишь?

И когда Алекс уверил ее, что да, любит, и даже очень, жена разрыдалась совсем душераздирающе.

— Я тоже люблю тебя, очень люблю…

Глава вторая. Буриданов осел

Марта хотела пойти в эстонское представительство вместе с Алексом, но уже в нескольких шагах от солидного особняка, в котором оно обосновалось, вдруг засомневалась:

— Иди один, пусть они лучше не видят, что у тебя жена — немка.

Алекс пожал плечами, вот он, женский пол, никакой логики, из документов же все равно выяснится, кто есть кто, но возражать не стал, подумал, что если придется поговорить о контрабанде, то делать это действительно разумнее одному. Только вот где жене его ждать? Рядом, правда, был сквер, но скамеек там не оказалось ни одной, наверняка их давно отправили в печки.

— Ничего, я постою здесь, на углу…

Он постарался обернуться как можно быстрее, но у него на визит все равно ушло больше часа. Когда он снова вышел на улицу, Марта стояла там, где он ее оставил.

— В самом деле, все и вправду более-менее так, как ты говорила, — начал Алекс, когда они пустились в обратный путь, — надо только заполнить бумаги и отнести им. С тобой проблем не возникнет, моего происхождения, как главы семьи, достаточно, дети, естественно, тоже вправе уехать с нами. Да и с контрабандой все верно, они даже не очень это скрывают, направили меня прямиком к некоему типу. Дальше идут новости похуже — они там жуткие разбойники. Половину надо отдать им. Как мы справимся с тем, что останется, я не знаю. Ревель дорогой город, а детей надо немедленно отправить в школу, они и так пропустили несколько лет…

— Может, тогда поселимся для начала в Дерпте?

— Я и сам об этом подумал, оттуда и к хутору ближе. А когда дети закончат школу, не придется отправлять их в другой город, ведь университет как раз в Дерпте. Меня беспокоит, и весьма, только одно…

Он остановился, вынул из кармана бланк заявления и протянул Марте.

— Попробуй прочесть.

Марта взяла бумагу, посмотрела…

— Это на каком языке? На эстонском?

— Именно, — сказал Алекс. — Там теперь все делопроизводство переведено на эстонский язык. Государственный. Ты его не знаешь, и дети тоже.

Это было действительно так, все эти годы Алекс жалел, что его потомство не знает отцовского родного языка, но делать было нечего, так получилось, они с Мартой между собой говорили по-русски, он с детьми тоже по-русски, а Марта по-немецки, в школу до войны Герман с Софией ходили немецкую, там они учили также французский и латынь — где им было взять время еще и на эстонский? Несколько слов они, конечно, знали, поздороваться с бабушкой смогут, но не более того.

— А на каком языке идет обучение? — спросила Марта.

— Школы, в основном, тоже эстонские, но сохранилось несколько немецких и русских, там же много и русских, и немцев, особенно немцев.

— Тогда все в порядке, — сказала Марта, возвращая ему бланк, — дети у нас неглупые, со временем выучат и эстонский.

— А ты?

— Обо мне не думай. Надеюсь, ты-то будешь и дальше говорить со мной по-русски?

Алекс стоял, колеблясь. Как Буриданов осел, подумал он со злостью, но что поделаешь, это было самое трудное решение в его жизни, и его нельзя было принимать, не взвесив десяток-другой раз все аргументы за и против.

— Может, не стоит так торопиться? — сказал он. — Кто знает, возможно, и тут жизнь наладится? Войну белые, конечно, проиграли, но теперь-то большевикам придется поразмыслить над тем, как жить дальше. В комиссариате уже говорят, что продотряды себя не оправдали, и надо делать что-то другое, может, раздадут крестьянам землю и даже позволят мелкое предпринимательство…

Марта не отвечала, и в ее молчании было нечто, беспокоившее Алекса, в подобных случаях у него всякий раз возникало ощущение, что жена скрывает от него какую-то важную мысль.

— И, знаешь, честно говоря, мне будет очень неприятно вернуться на родину нищим, — признался он наконец. — Ты не знаешь эстонцев — они ужасно злорадные, наверняка будут насмехаться — вот-вот, поехал в Россию за длинным рублем, и чем все кончилось? В представительстве я уже почувствовал на себе такие взгляды…

Что-то как будто изменилось в Марте, ее глаза увлажнились, и в них проглянула такая же безмерная тоска, как тогда, давным-давно, когда она слезла с «трона» и вернулась под свой карагач. То была первая их встреча, и теперь они словно оказались в той же точке.

— Но мы ведь не обязаны оставаться в Дерпте, — сказала она, слегка опершись на руку Алекса.

— И куда же нам ехать, не к маме же на хутор?

— В Берлин.

Только теперь Алекс понял, о чем втайне все это время помышляла жена. Берлин, столица могучей Германии. Кипучая деловая жизнь, родственники, которые, возможно, немного помогут… Жив ли еще старый грюндер, непонятно, но его сыновья, внуки…

— Да, это шанс, — согласился он, — но, боюсь, я там ничего не добьюсь. Германия для меня все-таки совсем чужая страна, и языком я владею плохо…

— Я тебе помогу, — сказала Марта. — Если дяди нас хоть немного поддержат…

Алекс вспомнил Эберхарда и Теодора — у депутата знакомств должно быть много, да и гинеколог вхож в самые разные семьи. Будет ли какая-то польза от племянников, Фердинанда и Константина, неизвестно, вряд ли, но черт с ними, есть же еще Сильвия с Конрадом… Если кто-то из Беккеров замолвит за него словечко, наверняка какая-нибудь большая немецкая фирма возьмет его на работу. А потом, когда станут очевидны его знания и умения, можно будет подумать и о том, чтобы снова основать собственное дело… Действительно, он же был не последним человеком в семеноводстве…