Калле Каспер - Буриданы [журнальный вариант]

Высказавшись, она пошла ставить кофе, Лидия же продолжила свою исповедь.

— Понимаешь, он женат, но хочет развестись и увезти меня в Швецию.

— А ты?

— А я не знаю.

— Закончи лучше сначала универститет.

— Я его бросила.

— Почему?

— Такой, как я, не место за прилавком аптеки, я такая рассеянная, что вполне могу кому-то вместо аспирина продать мышьяк.

— И что ты собираешься делать?

— Я хотела бы поступить в художественную школу, но не знаю, хватит ли у отца денег. Ты, наверное, не знаешь, у нас опять трудности.

Насколько Виктория помнила, трудности у них были всегда, но теперь все оказалось много серьезнее, отец даже заложил дом.

— Их с Менгом дело не идет, может, его вообще придется ликвидировать, отец ходил в семенной кооператив узнать, не возьмут ли они его на работу, он все-таки опытный специалист, а там у него была бы твердая зарплата, но ему отказали. Мы же оптанты, нас недолюбливают.

— Лидия, не преувеличивай, я никогда не чувствовала никакой нелюбви к себе.

— А почему в таком случае ты выбрала жениха такого же, как ты, из «оптиков»?

На этот аргумент у Виктории ответа не нашлось.

— Виктория, как ты думаешь, может, родители сделали ошибку, уехав из России? Я читала, что там совсем другая жизнь, все люди равны, образование бесплатное, с религиозным мракобесием покончено, а тут… Виктория, у меня такое ощущение, что я задыхаюсь!

Лидия, пожалуй, говорила бы еще долго, у нее, казалось, еще многое было на сердце, но тут позвонили в дверь. Неужели явился, подумала Виктория. И действительно, это был Арнольд, небольшого роста, но всегда в хорошем настроении, уравновешенный, оптимистичный, а сегодня еще как-то по-особому торжественный.

— Марта Карловна, можно, мы с Викторией пойдем немного погуляем?

— Можно, но сначала выпейте кофе.

Отец тоже сел за стол, что было сюрпризом, обычно он средь бела дня кофе с семьей не пил, вечно спешил куда-то, в контору, на склад, в поездку по мызам и хуторам. Прибытие Виктории не могло быть достаточно веским поводом, чтобы сделать исключение, следовательно, Лидия была права, когда говорила, что у отца дела не ладятся.

Арнольд, спокойный Арнольд был сегодня какой-то нервный и все торопился выйти, и Виктория наконец пощадила его. На улице меж тем поднялся ветер, почти такой же, как в Париже, да и небо было серым, серое небо Парижа, только без него самого.

— Я не хотел при всех хвастаться, но знаешь, у меня большие новости…

Ох уж эти мужчины, вечно о работе!

— Меня приглашают в Таллин, предлагают должность заместителя директора в налоговом департаменте. Если ты не передумала, то…

— То — что?

— То теперь мы могли бы пожениться.

Однажды на этой неделе тебе уже сделали предложение, и тоже на мосту, но хотя тот мост и был покрасивее, с памятником Генриху Четвертому посередине, но ты, Виктория, скажешь «да» тут, дома.

Через четыре месяца из Германии вернулась София, в первый же день она пошла в Общество борьбы с туберкулезом узнавать, что стало с ее заявлением. В санатории она выписывала «Постимээс» и недавно прочла в нем, что общество это объявляет конкурс на свободную должность врача. Отправив немедленно заявление по почте, она все последние недели жила в волнении — неужели для нее и сейчас не найдется работа на родине? Из санатория она помимо блестящих рекомендаций привезла с собой такие знания, которых в Эстонии не было ни у кого, неужели они здесь не пригодятся?

Через два часа, возвращаясь домой по осенним мокрым улицам, она не знала, радоваться или грустить? Да, ее приняли — но всего лишь на полставки! Общество сочло правильным нанять на одну зарплату двух врачей, чтобы, как ей сказали, «повысить коэффициент полезности», — сама София подозревала, что дело опять в знакомствах. Все же она будет уже не совсем без доходов, семьдесят пять крон, сумма небольшая, но для одинокого человека достаточно, только вот родителям нельзя будет как следует помогать, это ее огорчало.

Ее настроение улучшилось, когда она подумала о свадьбе Виктории, которая должна была состояться еще до Рождества. Арнольд Лоодер нравился Софии, по ее мнению, Виктории повезло. Ты его любишь, спросила она у сестры тотчас, когда вернулась из Германии и услышала новость, — и Виктория смущенно ответила: «Да…» Вот это, подумала София, самое важное, она тоже никогда не вышла бы замуж за человека, недостаточно ей дорогого, не обязательно питать пылкую любовь, Софии казалось, что слишком сильные страсти могут скорее помешать счастливому браку, но вот симпатия и взаимное уважение — это для совместной жизни необходимо.

Она вспомнила последний вечер в санатории, и почувствовала, что даже сейчас, задним числом, краснеет. Она устроила для наиболее близких коллег небольшой прощальный вечер, они посидели два часа в кафе городка, выпили вина, съели торт, а когда шли в темноте обратно в санаторий, ее начальник, человек не первой молодости, жену и детей которого София неплохо знала, вдруг признался ей в любви. Это было весьма глупо, и все же София почувствовала, что это неожиданное откровение затронуло какие-то до того молчавшие струны ее души. Неужели и она найдет однажды друга и спутника жизни, как Виктория? Что вообще с ними со всеми будет? Отец и мать старели, София буквально ужаснулась, когда их увидела — мать слышала уже совсем плохо, отец же словно сгорбился, наверное, под тяжестью проблем. Однажды, подумала она, настанет день, когда мы будем поддерживать их — так, как они до сих пор заботились о нас. Это была одновременно и болезненная, и радостная мысль — болезненная, ибо подразумевала, что родители будут и дальше стареть и слабеть, а радостная, ибо доказывала жизненную силу их, детей. Нас все-таки целых пятеро, подумала София, и даже если кто-то из нас попадет в беду, другие всегда сумеют помочь.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

ЭРМАННО. МАРТ 1933

Глава первая. Форум

Стоя на Капитолийском холме и глядя вниз, на Форум, Герман почувствовал, что он полностью и безоговорочно счастлив. Ранее он только дважды испытывал восторг, равный сегодняшнему, в Париже и в прошлом году в Венеции, теперь, значит, был третий раз. Три из пяти его больших грез исполнились, остались две, Греция и Египет. По правде говоря, надо было начинать с последнего, самой древней цивилизации, и только потом двинуться по времени вперед, но это от него уже не зависело, ему и так повезло, разве мог он лет десять назад, будучи бедным оптантом, надеяться, что доберется до Рима? Даже в студенческие годы это казалось недостижимой мечтой, а теперь молодой архитектор, получивший недавно гонорар за первый самостоятельный проект, был вполне в состоянии кое-что себе позволить.