Маргер Заринь - Календарь капельмейстера Коциня

Во вступлении, дорогие меломаны, слышен хор пилигримов. Это монотонный, мрачный период ми мажор (?!). Идут монахи в черных капюшонах. Среди них трое маэстро: Вагнер, Лист и Ханс фон Бюлов, закадычные друзья-ровесники. Держат путь к папе римскому (просить отпущения грехов). Еще никому не ведомо, каковы, собственно говоря, их прегрешения… Но вот звуки усиливаются. Каскады октав клубятся над мрачным хоралом и вдруг обрушиваются на него. Все сплелось в вихре вакханалии. Маэстро сбились с дороги, они забрели в грот Венеры. Все пути назад отрезаны, остается только наслаждаться вином и восхвалять богиню, ибо Венера к тому же и опасная женщина. Ошеломляющие нонаккорды, стремительные большие терции и зловещие сексты (не сексы!) отображают необузданный нрав и болезненный облик Венеры. В средней части, когда отшельники уже сыты по горло этим притоном разврата и собираются его покинуть, Венера принимается неистовствовать. Это место именуется кульминацией. Cantus firmus левой руки (тема хорала) дает нам понять, что в душе пилигримов просыпается чувство моральной ответственности, однако рикошеты правой руки, низвергающиеся по хроматическому каскаду, убеждают, к сожалению, что с этим еще далеко не все в порядке… Венера по-прежнему торжествует. Только в самом конце мы узнаем, что именно в этот возвышенный момент Вагнер отнял у фон Бюлова супругу и женился на дочери Листа (а это одно и то же лицо). Теперь наконец тема пилигримов обретает королевское, величественное звучание. Всем ясно, дорогие меломаны, что папа отпустил грехи, дирижерская палочка зацвела и — благодарю за внимание — парафразу Листа пришел конец.

В момент наивысшей кульминации «Тангейзера» во двор Межсаргов въехал «крайслер» Конрада. Посигналил и остановился. Шофер выглянул из кабины, однако хозяева и не думали встречать гостей. Отец еще на лугу, а Марис музицирует и не слышит, что творится во дворе, собак же они не держат.

Изабелла вылезла из машины и пошла на звуки музыки. Встала у открытого окна, заслонив собою свет, и легонько побарабанила по стеклу. Тот же фокус, что два дня назад проделала Зинаида Рейтер. Марис оглянулся. В окне стояла крестная. И приветливо улыбалась. Подняв палец, она выдохнула:

— Шоп’хен…

— Нет, Л’ист! — в тон ей ответил Марис. — Простите, я мигом!

Чтобы не приглашать гостью в дом, он ловко спрыгивает во двор. Что крестная мамочка объявится, и непременно сегодня, это ему было ясно как божий день, но тем не менее она появилась непредсказуемо рано, с самого утра. О Изабелла!..

— Я бы не стала вас беспокоить, но меня прислала Юлишка. Вчера, бедняжка, поехала в Берзайне, чтобы купить билеты, но кассир предложил ей четырнадцатый ряд… Юлишка разозлилась и не взяла. И заявила, что пойдет на концерт лишь в том случае, если ей достанут билеты в первый ряд. Кассир стал оправдываться: мол, весь первый ряд маэстро зарезервировал за собой. Касса ничем помочь не может. Выходит, что я, Юлиана и господин Андреянов — мы все втроем остались на бобах… Как вам это нравится?

— Ах, какая неприятность! — Марис расстроен. — А крестный? И тот другой господин, как бишь его, у них тоже нет билетов?

— Господина Гайле Юлиана оскорбила и прогнала. Мы только что отвезли его на вокзал. Мой муж тоже вот-вот уезжает по служебным делам, насчет винокурни. Передает вам привет и просит извинить его: на концерте присутствовать не сможет. Его не будет дома пару недель.

— Сколько вам, собственно, билетов, мадам?

— Видите ли… дело в том, — замялась Изабелла, — Юлиане было бы неприятно, если бы справа и слева от нас сидели чужие люди. Она, то есть мы, мы хотели бы весь ряд. Так же как Зинаида. Весь ряд!

— Откровенно говоря, я наложил бронь… однако вам, крестная, отказать не могу, да и не хочу. Сейчас напишу записку.

— Наедине не зовите меня, пожалуйста, крестной, — с упреком говорит Изабелла, легонько ударяя Мариса перчатками по руке. — Неужели я выгляжу такой старой? À propos, Юлишка еще сказала… нет, я сама сказала: мы отвезем вас завтра вечером на концерт и потом привезем домой.

— Спасибо, но я уже договорился с фройляйн Рейтер, она заедет за мной на своем «фиате».

— Ах, ах! — сокрушенно вздохнула Изабелла. — Как я скажу об этом Юлишке?

— Видите ли, в прошлый раз я доставил фройляйн Рейтер в Калнаверы верхом, и теперь она хочет взять реванш. Славная девушка. Мы с нею сдружились, так сдружились…

— Сдружились? А вот Юлишке Зинаида не нравится. Ужасно не нравится.

— Я тоже вашей дочери ужасно не нравлюсь, — говорит крестник. — Ну и что с того? Я к ней абсолютно равнодушен, можете передать своей Юлиане. Я рад, что хоть вы мною довольны, крестная!

— Плутишка!

Изабелла похлопывает Мариса надушенными перчатками по руке, на сей раз прикосновение более длительное… Чудесные духи.

— Юлишка еще совсем ребенок, невинная девушка, почему вы над ней насмехаетесь? Через неделю она должна ехать на взморье, в Дуббельн, на международные соревнования. И Теофил тоже еще будет в отъезде. А я буду скучать в одиночестве. Вы должны приехать в Калнаверы и развлечь меня. Обещайте! Вы играете в бридж?

— Нет. Но мы могли бы вместе взглянуть на кое-что…

— Да, да… как зреет крыжовник, charmant!

Мадам села в машину и укатила. Марис остался стоять у колодца. Машинально дергая за журавль, он обдумывал ситуацию.

— Самая что ни на есть перезрелая ягодка, для моей идеи чересчур стара… Ничем не сможет помочь… Нет, бесполезно!

Он стремительно прошел в комнату и тотчас написал пять писем в пять городов Латвии. Об устройстве следующих концертов необходимо было позаботиться немедленно. Если дела везде будут складываться столь же успешно, как в Берзайне, через шесть недель у Мариса окажутся деньги для оплаты векселей. Свободный художник Мессарж — человек с размахом, не извольте сомневаться!

«Это был странный концерт, — пишет в своих воспоминаниях госпожа Ф. — Задние ряды битком набиты, в передних хорошо если человек десять. По первому разряду (вместо ожидавшихся иностранцев) восседала моя подруга Изабелла де ля Мотт со своей дочерью Юлианой и ее поклонником господином Андреяновым. Как я совсем недавно узнала, Юлишка тоже приняла фамилию де ля Мотт, — этого хотели господин Конрад и мадам. Потому что из рода де ля Мотт в живых остался один лишь богатый дядюшка в далекой Швейцарии. В ближайшем будущем Юлишка может рассчитывать на хороший улов. Идея, вне всякого сомнения, принадлежала Теофилу: он нюхом чует деньги, даже если они припрятаны по ту сторону Альп. Но это так, между прочим, я ведь начала рассказывать про концерт. Вы, вероятно, спросите, как я там оказалась (в Общественное собрание не хожу ни под каким предлогом). Навязала мне билет Рейтерша. Сама закупила два ряда и теперь не знает, куда девать билеты… Тут я подумала: почему бы не помочь человеку! Она родом из польских шляхтичей, от знакомства с такими меня не убудет. Картибнек посадил меня в третьем ряду, рядом с Зинаидой и Цалом. Лаймон, бледный как полотно, сидел набычившись. Причину я узнала только потом. В антракте Зинаида сказала подружкам, будто у нее сегодня помолвка. С кем? Пока это ее тайна… Комедия, конечно, но вернемся к концерту. Я забыла сказать: бог ты мой! Что творилось снаружи! Такого контроля в Берзайне никогда еще не было. Начальник полиции самолично приветствовал нас при входе. Собственноручно отрывал корешки. По лестнице дамы и господа поднимались в сопровождении двух картибнеков в форме с белыми обшлагами. Третий блюститель порядка показывал места. Точь-в-точь как в старое доброе время в дворянском клубе на Садовой.