Михаил Новорусский - Записки Шлиссельбуржца

Словом, благодаря некоторой софистике, именуемой дипломатией, мы отстаивали свои позиции довольно успешно вплоть до ухода доктора Безроднова.

С его уходом, мы уже предчувствовали, дело скоро пойдет насмарку. Были некоторые надежды на его преемника. Но подыскание ему преемника, как водится, затянулось. А когда он наконец нашелся, то оказался совершенно не пригодным для наших целей.

Продолжать же текущие дела с Музеем временно взял на себя наш смотритель, ротмистр Гудзь. Человек он был добрый и сам по себе вел бы дело с полной готовностью. Но он был труслив и робок, зависимость же его от начальника управления была ничем не ограниченная, и потому сразу же дело захромало. Не решаясь отказать прямо, он брал у нас коллекции, говорил, что отправил их в Музей, а сам складывал их в канцелярию, как в кладовую, и отправлял едва четвертую часть. И сверх того не раз предупреждал, чтобы мы сдавали как можно реже и делали как можно меньше.

Я, например, сдал ему разом 5 гербариев огородных растений как раз перед поездкой унтера в Петербург, и после поездки Гудзь на мой вопрос ответил, что все 5 гербариев он отправил. Унтер же, спрошенный отдельно, удостоверил, что в Музее он был, но туда ничего не возил.

При таких условиях продолжать работу далее было весьма рискованно и вовсе неинтересно. Быть может, через год я узнаю из печатного отчета, как узнавал ежегодно и прежде, что получено и что нет. А быть может, мне и отчета не дадут вовсе.

Наконец, как на главную причину тормоза, Гудзь откровенно намекал, говоря своеобразным языком, что у нас теперь "обменный персонал". Это было уже после привоза к нам Карповича. Оказывается, не только от нас уезжают люди, но и к нам приезжают. И значит, при таком "обмене" легко условиться с Музеем о всем, о чем угодно, и писать ему и получать от него самые конспиративные вещи.

VIII.

Одновременно с коллекциями затормозилось и дело с книгами, о котором я еще не упоминал.

Когда наладились наши сношения с Музеем, мы стали получать оттуда вместе с коллекциями книги. Инициатива присылки книг принадлежала лицам, заведующим Музеем, и доктор взялся передать нам их на основании той же самой фикции, т. е. он имеет право делать нам заказ и, между прочим, давать свои книги для переплета. А сколько он их дает и откуда их берет, это уже не подлежало отчету.

Получивши первую партию, мы не преминули воспользоваться такой оказией и затем уже сами неоднократно обращались с просьбой о книгах, называя то определенное сочинение, то категорию знаний, по которой желали бы иметь что-нибудь новое, по выбору лиц, лучше нас осведомленных.

Больше всего нам хотелось, конечно, иметь журналы, особенно те, на официальное разрешение которых нельзя было рассчитывать, каковы тогдашние марксистские органы "Новое Слово", "Начало" и "Жизнь". Мы благодарны были и за все другие, потому что таким образом мы имели более свежие, чем нам купили бы жандармы за наш счет, и сверх того наши деньги при этом освобождались и могли быть употреблены на что-нибудь другое.

Кто именно был доброхотным дателем, снабжавшим нас книгами и журналами, тогда мы не знали. Доктор называл только М. И. Страхову, как заведующую Музеем, с которой он имеет дело и от которой получает книги. Но, кто бы нам ни доставлял их, мы одинаково были рады, получали их с особым удовольствием и тщательно вели список их под особой записью, не смешивая, книги, получаемые "из Музея", со всеми другими.

Большею частью все это были новые издания, недавно появившиеся на книжном рынке и обратившие на себя внимание читающей публики. Преобладали, конечно, с социальным содержанием, но были научные и из других областей ведения, как, напр.: "Технология металлов", "Электричество", "Жизнь пресных вод", "Жизнь животных" (Брэма) и пр.

Эти три года у нас были самые богатые духовной пищей. Мы были совершенно не в силах перечитать все, что к нам поступало, разбрасывались, хватались за все, желая ничего не опустить, особенно из литературных новинок, и делались от этого большими верхоглядами...

Присланные книги мы читали и затем переплетали перед возвратом.

Теперь, когда бразды перешли к Гудзю и мы стали сдавать ему книги, давно уже поступившие к нам и подлежавшие сдаче, он пришел к нам с жалобой на начальника управления, но, жалуясь, просил отнюдь не выдавать его! По его словам, Обух решительно не допускает, чтобы переплетный материал тратился на чужие книги. Заведовал тогда книжным делом я и постарался успокоить Гудзя, обещая, что все журналы мы будем только брошюровать, что очень дешево стоит, а книги сдавать недопереплетенными, т. е. без корок и, значит, почти, без всяких затрат. Ясно было, что под видом грошовой экономии хотят пресечь ненавистное им книжное дело. На руках у нас еще оставалось десятка два-три книг, но новых к нам уже не поступало, и мы догадывались, что их задерживает наша администрация.

IX.

В таком положении застала нас мартовская катастрофа 1902 г., о которой рассказать мне придется ниже. В ожидании ревизии Гудзь постарался уничтожить все следы наших законопреступных книжных занятий и наряду с прошлогодними газетами ("Россия", "Свет", "Новое Время") и журналами, которые были куплены нами и выданы нам из канцелярии, отобрал и то, что было прислано из Музея.

Сохранили мы тайно только несколько книг, и то в тех видах, чтобы со временем, при перемене веяний, иметь повод возобновить свои сношения с Музеем. Впоследствии, когда надежды на это рухнули, мы их просто вписали в каталог и внесли в нашу библиотеку. Тут были два тома Брэма, Лампрехт, Вебб, Кудрин и некоторые др.

Получение коллекций прекратилось несколько ранее, так как нового абонемента на 1901--1902 учебн. год мы уже сами не взяли, в виду того, что коллекции доставлялись неаккуратно и очень редко.

Задержанные же в канцелярии мои коллекции я постарался вытребовать при отъезде. Но так как самому мне нельзя было разыскивать эти коллекции в канцелярии, то я не уверен, все ли мне возвратили и не осталось ли там еще чего-нибудь, что впоследствии, при ликвидации шлиссельбургского жандармского управления, поделили промеж себя бывшие хозяева. Несомненно только, что после отъезда последнего тюремщика Яковлева к 1 июня этого года в помещении канцелярии ничего не осталось. Зато в руках бывшего писаря Сидорова оказались наши коллекции, о которых мы думали, что они отправлены в Музей.

В самом же Музее я имел возможность удостовериться, что там далеко не все получено, что было послано нами. Между прочим, совсем пропал где-то на пути дорогой поляризационный микроскоп, который был у нас в пользовании около 1 года и был сдан еще задолго до прекращения сношений.

X.

Меж тем работы по составлению коллекций у нас не прекратились и после этого. Оставался тот же досуг, которого девать было некуда, оставалось много накопившихся материалов, приобретены были навыки и своего рода инерция в этом направлении. А потому, хоть и не с таким усердием, дело продолжалось, в слабой надежде, что все на свете переменчиво, и что "нет такого расписания движений, которое бы не менялось".