Михаил Новорусский - Записки Шлиссельбуржца

Каждый, прочитавши свою порцию, отправляет ее далее по маршруту через вахмистра, для чего в папку вкладывает билетик с номером лица, следующего за ним. По этим номерам дежурные и разносили папки, обыкновенно во время раздачи утреннего чая.

Но нередко случалось, что дежурный ошибется и передаст папку не тому адресату, прочитавши, напр., ошибочно 11 вместо 17. Меж тем истинный адресат, не получая должного, бьет тревогу и требует свою пропажу у библиотекаря. Тот пускается на поиски, но делать это может только стуком, потому что в первое время никакой другой способ опроса не допускался. Стук не всякий услышит или не всякий поймет, папки поэтому не оказывается, и библиотекарь теряется в догадках, куда она могла пропасть. Благодаря же рассеянности некоторых, она залеживалась иногда у них по нескольку дней.

В свою очередь, нарушение единичное могло повести за собой путаницу в дальнейшем движении, распутывать которую становилось еще труднее. Нервные люди при этом нервничали, горячились, обвиняли и правого и виноватого. И так как для многих такая литература составляла почти весь насущный интерес, то эти мелочи страшно преувеличивались, разрастались и задавали иногда тон всей нашей обыденной жизни.

Но если нарушений не было и все шло правильно, то каждый получал свою порцию, иногда две, даже три, если журналов в ходу было много. Получалась непрерывная цепь, которая, как и всякий круговорот, затягивала человека и давала ему иллюзию обязанности -- прочесть ежедневно положенное, несмотря ни на какие случайные увлечения ремесленными либо огородными работами.

Приходишь иногда после какой-нибудь тяжелой работы, весь изломанный, в грязи и поту. Но вместо отдыха сначала проглоти свою порцию духовной пищи, иначе ты, наверное, никогда не вернешь ее к себе и будешь думать, что там-то ты и пропустил самое интересное.

VIII.

Министр внутренних дел Горемыкин, после своего визита в 1896 г., разрешил нам все журналы без исключения за прошлый год, независимо от их иллюстрированности. И мы стали покупать "Вестник Европы", "Мир Божий", "Русское Богатство", "Revue des Revues", "Review of Reviews", "Научное Обозрение", "Хозяин". Последние два, впрочем, были разрешены и раньше, как научные и технические.

Гангарт давно уже выписывал для нас "Ремесленную Газету", чертежи и рисунки которой много помогли нам в развитии столярных и токарных вкусов и навыков. Давал он ее нам, не считаясь со временем и циркулярами, прямо по мере выхода. А когда это упрочилось, мы выпросили у него и "Ниву" на тех же основаниях и читали ее всегда из недели в неделю до марта 1902 г., т. е. почти 10 лет подряд. Давал он ее свободно потому, что в ней почти не было хроники, ради которой и делались эти сроковые ограничения.

Далее, сам департамент по нашей просьбе присылал, начиная с 1894 г., "Вестник Финансов", по полугодию или по третям, нарушая, таким образом, самолично то предписание о прошлом годе, которое он давал.

Пример был заразителен, и потому местная администрация не особенно была строга насчет годичного возраста журналов и стала давать сначала "Хозяин" и "Научное Обозрение", а затем и другие все в более и более свежих выпусках.

Департамент же разрешил нам в 1898 году выписать еженедельное издание "Times'a" и таким образом окончательно сгладил разницу между журналом и газетой. В виду этого Обух беспрепятственно выдал в 1900 году 1-го января "Новое Время" за прошлый год, правда; в разрозненном виде, но все же в большом количестве номеров. Если же прибавить сюда периодические издания, которые мы стали получать через доктора Безроднова из Подвижного Музея учебных пособий ("Начало", "Жизнь", "Новое Слово", "Образование"), то можно сказать, что в отношении периодической печати в последнее время мы были обставлены недурно и период 1898--1901 г. г. нужно назвать "эпохой просвещения" в нашем мертвом и замкнутом мире. Недоставало только свежей газеты, да и то год или два получался "Сын Отечества" (1899--1900), не считая еще газеты-журнала "С.-Петербург", которая сама себя называла самой маленькой газ е той .

Эти газеты, равно как и "Times", постепенно стали выдавать нам по мере их выхода, после разных хлопот и настойчивых притязаний с нашей стороны.

IX.

Одновременно с этими послаблениями насчет современных сведений в печати, окружающие нас унтера перестали держать язык за зубами и помаленьку втянулись в откровенные беседы с нами, как на темы из местной жизни, так и на общественные.

Свою администрацию они всегда ценили по достоинству и посвящали нас во все детали их финансовых операций (с ремонтом, поставками и пр.), не стесняясь в наименовании таких операций обычным уголовным термином: воры. Особенно, когда настала бурская война и сочувствие бурам невольно сблизило нас, мы нередко читали с ними на коридоре Сарая как свою газету, так и ту, которую они приносили с собой. За чтением следовало обсуждение и прения.

Но каждый раз, как мы старались подчеркнуть выгоды английского способа правления сравнительно с русским, они стыдливо опускали глаза в землю. Изредка только какой-нибудь ретивый из них, увлекшись перечислением неправд, чинимых русскими властями, неожиданно восклицал:

-- Бить их надо, таких сяких!

Мы смеялись, но видели, что это только "пленной мысли раздраженье", и что после этой вспышки увлекшийся жандарм может сам на себя донести со слезами раскаяния.

Их "политическую зрелость" я лучше всего охарактеризую, рассказавши свою беседу с одним таким велеречивым хулителем русских порядков. В Шлиссельбурге только что ввели казенную продажу водки, и он ругал эту водку, как только мог.

Я возражал, начитавшись "Вестника Финансов", где ее превозносили выше небес. При этом я рассказал описанную там экспертизу, когда десяток сведущих винопийц перепробовали в департаменте неокладных сборов водки всех русских заводов и единогласно вынесли резолюцию, что лучше казенной водки нет. Унтер спокойно выслушал и еще спокойнее сказал:

-- Да если бы меня пригласили туда, то и я сказал бы, что лучше казенной нет.

На мое удивление и вопрос: "почему?" -- он столь же невозмутимо ответил, как бы удивляясь моей наивности:

-- Да ведь за это чины и ордена дают!

X.

Начитавшись только что полученных журналов, наша публика стремилась в "клуб", чтобы облегчить себя от излишнего бремени. Один читал одно, другой другое, иной читал чересчур бегло и в голове у него не осталось отчетливых воспоминаний. Начинается порывистый обмен "новостей": А слышали?.. А читали?.. А заметили?.. А не пропустили?.. и т. д.

Если слышали или читали все собеседники, оказывается иногда, что кто-нибудь не дочитал или понял неправильно. Загорается спор, идет проверка друг друга и затем неизбежное пари: уверяю, что там так сказано... Другой уверяет, что сказано иначе. Затем бегут домой или к соседям на розыски печатного первоисточника. Истина восстановляется, пари выигрывается, и внимание изощряется.