Ганна Шевченко - Забойная история, или Шахтерская Глубокая [сборник]

Я бросила веник с совком и подбежала к Шубину:

— Шубин, голубчик, отпусти Тетекина, я что угодно для тебя сделаю! Я останусь здесь навсегда и буду готовить тебе окрошку из алюминиевых огурцов или бутерброды с воздушной колбасой. А хочешь, я станцую тебе танец лебедей или сяду в зрительный зал и буду гоготать? Подмету все твое подземелье? Что тебе нужно? Все сделаю, только отпусти его, пусть он не мучается!

Из зала послышалось гыканье.

— А кто здесь мучается? — спросил Шубин и оглянулся на «лебедей».

Они, артистично улыбаясь, поднимались с пола, отряхивали свои балетные пачки и кланялись, глядя в зрительный зал.

— А теперь последний, смертельный номер! Полет над бездной!

Послышалась барабанная дробь. Штора, занимавшая правую часть сцены, резко отъехала в сторону, обнажилось светящееся окно. То, что сквозь полупрозрачную ткань казалось огнями ночного города, оказалось открытым космосом. Перед нами в темном эфире вращалась Солнечная система, а за нею в бесконечной дали — миллиарды звезд, комет и пролетающих метеоритов.

Первым разбежался и бросился в космос Евдошин. Он поплыл в невесомости в сторону Юпитера и вскоре скрылся с глаз. Продолжала звучать барабанная дробь. Монгол приготовился к старту, разминаясь, как спорт-смен перед забегом. Вскоре и он сорвался с места и прыгнул. За ним, виляя задом, ринулся неуклюжий Хилобок. Они с Монголом взялись за руки и направились к Сатурну. Приготовился Тетекин. Он массировал мышцы икр, словно готовился к марафонскому забегу. Потом совершил недолгую пробежку на месте, высоко поднимая колени. Я позвала его, а он посмотрел на меня с равнодушной тоской и стремительно выбросился в космос.

Я упала к ногам Шубина:

— Шубин, верни мне его! Мы останемся здесь. Если тебе нужны актеры, мы каждый день будем играть для тебя спектакли. Он будет Буратино, я — Мальвиной, он — Отелло, я — Дездемоной, он — Мастером, я — Маргаритой, он — Орфеем, я — Эвридикой…

— Любовь, любовь… — сказал Шубин и ушел в глубь сцены.

Тогда я вскочила на ноги, разбежалась и бросилась в открытую бездну вслед за белыми «лебедями».

Перед прыжком я зажмурилась и приготовилась к легкости и невесомости, но вместо этого почувствовала сильный удар. Придя в себя, я увидела, что окно, за которым вращался космос, оказалось застекленным. Я подошла к стеклу вплотную, а с другой стороны ко мне, как большая рыба, подплыл Тетекин. Некоторое время мы смотрели друг на друга, потом он сделал несколько оборотов и поплыл по-лягушачьи к Солнцу, разгребая эфир перед собой.

— Что теперь будет?! — закричала я, обращаясь к зрительному залу. — Что теперь будет?! Что будет?!

Мой крик срывался на ор. Пустой зал сначала зааплодировал, потом стих.

И в этой тишине таинственно и зловеще зазвучали последние слова Шубина:

— Будут танцы.

Полились звуки танго. Раскрылась центральная дверь шкафа, и оттуда появился скелет. Пластично приплясывая, он подошел ко мне, заключил в объятия и властным движением повел по сцене. Я никогда не танцевала танго, но мое тело внезапно стало послушным, словно внутри включилась не использованная ранее функция. Я вертелась, делала низкие прогибы назад, выбрасывала ногу выше головы, оплетала своего партнера, как лоза. Он склонялся надо мной, имитируя поцелуй, заворачивал меня в свои объятия, резко раскручивал, прижимал к себе, отталкивал, и вдруг, в один из моментов, когда я, выброшенная резким движением, отлетела от него на расстояние наших вытянутых рук, скелет отпустил мою кисть, и я прямиком влетела в открытую дверь шкафа. Точное попадание. Я, словно мячик для гольфа, нашла свою лунку. Капсула закрылась.

Вернувшись на поверхность, я увидела поселок другим, словно изменилась картинка внутри калейдоскопа. Дома осели, заборы осунулись, металлические ворота поржавели. Стало душно и тесно. Меня не отпускало чувство, что я, как чуждый пазл, встроена не в свою карту. Я написала заявление на увольнение и стала собирать вещи. Мама отговаривала, но все же позвонила двоюродной сестре в Москву, чтобы та приютила меня, пока буду искать комнату и работу. Вскоре я устроилась кассиром в автосалон, принимала наличность у клиентов. Через пару месяцев в наш салон пришел новый менеджер, Женя, он и стал моим мужем.

Через год после свадьбы у нас родился мальчик Дима, а потом, еще через год, две девочки-близняшки — Оля и Катя. После декретного отпуска я так и не вышла на работу, занимаюсь детьми. Муж неплохо зарабатывает, на жизнь хватает. Семь лет назад мы взяли кредит в банке и купили дом в Подмосковье на берегу Пахры.

Из старых подруг общаюсь только с Зоей. Она до сих пор с Хилым, так и живут не расписавшись, и детей у них нет. Правда, она давно не появлялась в скайпе и телефон недоступен, видимо, поменяла номер. Когда в наш поселок пришли военные и над крышами засвистели снаряды, они с Хилым уехали в Одессу к его двоюродному дяде.

Мама живет с Шуриком. Лет десять назад, в один год, друг за другом умерли его родители, и мама переехала к нему в дом. Когда танки пошли на Донбасс, мы звали их к себе, но они так и не приехали, не хотели бросать корову и курей. Отсиживались в подвале.

Тетекин Владимир Андреевич сделал карьеру и сейчас возглавляет объединение «Шахтерскантрацит», вернее, то, что от него осталось. Говорят, его все уважают. Когда военные перекрыли дороги, он ежедневно ходил на работу пешком через блокпосты (десять километров туда, десять обратно), пытался спасти оставшееся оборудование. Он женат на той девушке из Мариуполя, но к ней не переехал, живет в Александровке.

Евдошин женился на Татьяне Мадамовне. Где они сейчас, не знаю, говорят, вроде перебрались в Россию.

Монгол во время конфликта воевал в ополчении. Когда все началось, я плохо спала, звонила матери по несколько раз в день, сидела в Интернете и дни напролет читала новостные сводки. Однажды пошла по ссылке на YouTube и посмотрела ролик «Реальное видео от ополченцев». Показывали разбомбленную тюрьму под Дебальцево, где обосновался отряд добровольцев, и там, среди бойцов, одетых в камуфляжную форму, увидела Монгола. У него брали интервью. Он говорил, что ночью снова был обстрел, и показывал на разбитое окно.

О Хилобоке знаю только, что, когда он вернулся от Шубина, у них с Ириной родился еще один ребенок. Мальчик.

У Светланы рано умерла мать, отец спивался, их с братом воспитывала бабушка. Старуху помню. Когда мы школьниками собирали металлолом и ходили в самую дальнюю глушь частного сектора, она всегда стояла возле своей калитки в ситцевом платке, повязанном по-пиратски, и, щурясь, наблюдала за сворой детворы, бегающей по мусорникам. За невысоким забором виднелись палисадник, дом с зелеными ставнями, побеленный известью, и летняя кухня — старая мазанка, со стенами, втянутыми внутрь, словно она выдохнула и не нашла сил вдохнуть.