Илья Стогов - 150 дней в Петербурге

Между тем, жителям остальной страны тоже хочется кусочка от этого пирога. Пусть даже и не такого сочного, как в Петербурге. Уральский патриот Алексей Иванов (автор «Географ глобус пропил») любит рассказывать в интервью о том, какая уникальная, ни на что не похожая литература существует в стороне от столиц. А, к примеру, во Владивостоке некоторое время тому назад начала выходить книжная серия «Восточная ветвь», представляющая авторов исключительно с Дальнего востока. Причем, как написано в аннотации «не только современных, но и классических».

Затея может показаться забавной. Ну какая-такая русская классика могла существовать на берегах Тихого океана? Но, вы знаете, купив первую книгу серии, дальше я не остановился, пока не приобрел их все. Просто потому, что ничего похожего прежде не то, что не читал, а даже и представить не мог, будто такое возможно.

Судите сами. Начали дальневосточные энтузиасты с Арсения Несмелова – самой, наверное, яркой литературной звезды Дальнего Востока. В двадцать с небольшим тот ушел на Первую мировую, потом служил у Колчака, потом бежал от большевиков все восточнее, пока не осел, наконец, как журналист японской газеты во Владивостоке. Здесь и опубликовал первые рассказы. О китах, которые топят лодки китайских контрабандистов. О людоедстве, процветавшем у отступающих белогвардейцев. О том, как убил человека, случайно узнавшего его на улице (утопил в проруби), и вынужден был бежать после этого в Китай, две недели пробираясь через тайгу, где непременно погиб бы, да набрел случайно на публичный дом для золотодобытчиков, и сердобольные барышни отпоили его, уже умиравшего, рисовой водкой.

Когда-то северо-восточный Китай именовался Маньчжурией и был последней колонией Российской империи. А после революции сюда бежало от большевиков больше миллиона русских, и в результате жизнь на несколько десятилетий будто законсервировалась. Проходили десятилетия, а типичным обращением на улицах было по-прежнему «милостивый государь», вывески магазинов писались все еще с дореволюционными «ятями», по воскресеньям люди ходили на православные службы, а вечерами любили полистать литературный журнальчик.

В этих журналах, и публиковалось то, что составители владивостокской серии именуют «тихоокеанской классикой». Поэт-бродяга Леонид Ещин, большую часть жизни ночевавший на скамейках в парках, и умерший, в итоге, от алкоголизма, не дотянув даже до тридцати. Или прозаик и путешественник Михаил Щербаков, которого называли «дальневосточный Гумилев». От большевиков тот бежал, угнав чуть ли не единственный за Уралом аэроплан, потом плавал китобоем, уверял, будто на Чукотке питался мамонтятиной, воевал, ездил в Полинезию, а под конец осел в Париже, где и повесился с тоски по родине. Написав перед смертью: «Уллиса дом манил во мраке, и Пенелопа за станком. Мы, Одиссеи, без Итаки, каким прельстимся маяком?».

Каждому из перечисленных авторов в серии «Восточная ветвь» посвящен большой и хорошо оформленный том (а Несмелову даже и двухтомник). Последним до Петербурга добрался выпуск, посвященный совершенно неизвестному мне прежде, но дико интересному Борису Юльскому. Парень рано пристрастился у курению опиума (в тогдашнем Китае это считалось менее зазорно, чем курить сигареты). И ради его же блага, родители отправили Бориса служить в самую глушь, на северной границе. Сказать, что места были опасны, – ничего не сказать. По лесам шастали банды хунхузов, из СССР пробирались советские шпионы, лютовали воинственные местные племена, а сама пограничная стража была укомплектована сплошь спившимся белыми офицерами да уголовным сбродом. В результате, забыв про опиум, пораженный Юльский сперва пытался просто выжить, а потом задумался: нельзя ли весь этот жуткий и чарующий мир описать?

Накануне Второй мировой русская литература Шанхая и Харбина была куда богаче и интереснее, чем в эмигрантском Париже или Нью-Йорке. Правда просуществовать ей удалось не долго: в 1945-м в Маньчжурию вошли советские танки, и на этом веселье для местных литераторов закончилось. Арсений Несмелов, говорят, умер прямо на полу пересыльной тюрьмы, а молодой Борис Юльский по этапу отправился на Колыму. Но (вот ведь, неуемный темперамент) умудрился сбежать, и через необитаемую тундру пешком добраться почти до китайской границы. Где его следы и теряются. Скорее всего, писатель был убит, хотя поговаривают, будто, уйдя в тайгу, в полном одиночестве он прожил там чуть ли не до горбачевских времен.

Всего в дальневосточной серии вышло где-то двенадцать книг. И каждая (не стану скрывать) стала для меня сюрпризом. Казалось, будто отечественную литературу я знаю неплохо, и вот на тебе: целая полка авторов, ни об одном из которых прежде я никогда не слышал. Ощущение: как взять, да и открыть случайно какую-нибудь новую, еще одну Америку.

Плюнуть на все? Махнуть хотя бы на недельку во Владивосток? Знающие люди утверждают, там можно сыскать корень женьшеня, за который перекупщики, не торгуясь, платят по сто лянов серебром.

Не знаю, как вы, а я вот люблю читать мемуары. Хорошо написанный мемуар может быть столь же увлекательным, как роман, но в нем (в отличие от романа) все вроде как правда. Ощущение приятно щекочет нервы: перелистывая страницы, ты будто бы подглядываешь в замочную скважину истории. Не обязательно древней, давно закончившейся истории. Последнее время мемуары публикуются и о совсем недавнем прошлом. Именно о них я и хотел бы сказать сегодня пару слов.

Вот, например, неброско оформленная книжица «Российские подводники в холодной войне 1962 года». Составлена она из воспоминаний нескольких адмиралов, которые полвека тому назад, юными лейтенантами, принимали участие в боевых походах к берегам Индонезии. Честно сказать, прежде я никогда не слышал, чтобы у моей страны были какие-то особые отношения со столь далеким партнером, как Индонезия. Поэтому читать книжицу начал еще в троллейбусе, на котором ехал домой из книжного магазина. И едва не проехал нужную мне остановку.

Вкратце суть истории такова. С самых, что ни на есть послевоенных времен, СССР поставлял в Индонезию огромное количество военной техники. И специалистов, знающих, с какой стороны к технике подойти. А когда индонезийские союзники столкнулись с проблемой (голландцы не желали отдавать остров Папуа – Новая Гвинея) Хрущев распорядился отправить в теплые южные моря целую бригаду подводных лодок Т-613. После чего голландцы позорно бежали, а у советского флота появилась собственная база неподалеку от модного курорта Бали.

Дочитав до этого места, я отложил книгу и попробовал представить, как же все это могло выглядеть на практике. Капитан вызывает молодых лейтенантов родом откуда-нибудь из-под Перми или Тамбова. И сообщает, что выдвинуться им предстоит не хухры-мухры, а к берегам Папуа – Новой Гвинеи. Где папуасы до сих пор практикуют охоту за человеческими головами, а в джунглях пронзительно визжат орангутанги. «Есть!» – отвечают лейтенанты, и идут выполнять приказ.