Сергей Герасимов - Шаги за спиной

– Не заговаривай мне зубы. Она точно на тебя смотрит.

Они разместились в пыльном купе; все крючки были отломаны, окна забиты огромными гвоздями, некоторые из гвоздей загнуты; с полок сорвано всякое покрытие и доски испещрены недвусмысленной живописью. Занавесок нет. Весь столик в мертвых мухах. Под ногами катаются несколько бутылок с остаточным запахом водки. Проводница смеется и ругается матом. Туалеты заперты до поры до времени, но пахнут нестерпимо. Расписания нет. В ящике для вещей плещется неизвестная жидкость. В общем все как положено. Полный порядок.

– Вот мы и уехали, – сказала Тамара, – а мне даже не верилось.

Валерий вышел в тамбур. Еще раз щелкнул липкой ручкой, для верности; дверь плотно закрылась; чья-то нога в полосатом носке снова свесилась с полки. «Забота о сохранности ручной клади лежит на обязанности пассажира» – возвещало правило распорядка. Остальные сорок шесть правил были столь же красноречивы. Под правилами отметились целых три министерства.

Валерий любил поезда, особенно тамбуры в поездах, особенно в вечерних поездах – убегает земля, переливы колесной песни, ожидание разлуки с гаснущим днем, ожидание ночи без сна, жизнь отодвинута, прошлая и будущая – междужизние – уже почти стемнело, вот фонарь выхватывает черно-белое лицо (как рисунок на стене углем), лицо отдергивает дальнюю-дальнюю занавесочку памяти, на мгновенье, но память промахивается от неожиданности; а немигающий диск заходящей Венеры неподвижно летит над дальним очерком леса. Почему же все так безнадежно?

– Вы так и будете молчать? – спросила Женя.

Она курила, глядя в окно. Сейчас она казалась совсем взрослой.

– Так и буду. Что ты здесь делаешь?

– Если честно, то убегаю.

– Сочувствую, – сказал Валерий. – Дома довели?

– Нет, я от н е г о убегаю. Вы тоже?

– Я тоже. Ты что-нибудь видишь в твоих черных очках?

– Ничего не вижу, – призналась Женя, – но очки мне нужны для маскировки. Я не хочу чтобы меня кто-то узнал.

– Но я же тебя узнал.

– Вы – это другое дело. Вы меня два года учили. И я была влюблена в вас в шестом классе. Первая любовь это вам не хихоньки, правда?

– Правда, – согласился Валерий, – ты с родителями или с братом?

– У меня нет брата. А родителей я не люблю. Они неудачники, я уже видеть не могу их лица и слушать их морали.

Наконец-то я одна и делаю что хочу.

– У тебя есть документы?

– Откуда? – удивилась Женя. – мне только пятнадцатый пошел.

– Тогда тебя вернут домой.

– Не вернут. Вы мне поможете. Да, обязательно!

Валерию вдруг захотелось сдаться под напором этой невинной уверенности. Почему бы и нет?

– Это как же? – спросил он.

– Вы скажете, что я с вами. Я двоюродная сестра. Я вас сразу увидела на вокзале и поняла, что мне повезло. А на сколько лет я выгляжу? Мне можно дать шестнадцать?

Высокий рост, широкие плечи, полные щеки, губки накрашены бантиком, волосы чуть волнисты, настоящая женская грудь, о которую обязательно зацепишься, не разминешься в узком проходе поезда.

– Тебе можно дать даже восемнадцать, – соврал Валерий, – но очки лучше не снимай.

– Значит, вы согласны?

– А что мне остается делать? Пошли.

Женя взялась за ручку и обернулась:

– А можно я вас поцелую? Из благодарности.

– Ну, я не знаю.

Валерий подставил щеку, но она поцеловала его в губы и размазала помаду.

Неплохо, подумал Валерий, кто бы мог подумать? Но нельзя позволить, чтобы Тамара узнала. Я не смею причинить ей зло.

Но как она узнает?

– Но ты же совсем девочка! – сказал он.

– Что вы! – очаровательная наивность, – я уже давно женщина. И у меня есть все что надо. Вот, попробуйте!

Валерий попробовал, глядя через ее плечо в стеклянную дверь. Никто не смотрит, слава Богу. Хамская проводница озабочена разноской чая; в проходе бегают два малька лет четырех, мальчик и девочка; мальчик поймал девочку и начал гладить ей волосы; девочка смеется, притягивая десяток бестолку блуждающих глаз.

– И здесь попробуйте, – сказала Женя и положила его руку.

– Вы не стесняйтесь.

– Пойдем? – спросил он.

– Куда пойдем! – ты мне всю помаду размазал (а это еще была самая светлая; но, правда, еще карандаш… – скороговорка себе под нос), сам весь в помаде…

– Мы разве перешли на «ты»? – удивился Валерий.

– Я всегда перехожу на «ты» после первого поцелуя. Знаешь, с кем я один раз поцеловалась? Не поверишь – ему было сорок восемь! Идем сюда.

Она завела его в тесную туалетную будку и сцеловала всю помаду. Потом вынула зеркальце и прихорошилась, делая серьезное лицо, как делают большинство женщин. Все это время она не снимала темные очки.

Выходя, они встретили пузатого старичка со старушкой.

Старичок был гол до пояса, толст и дрябл, желтокож – от старости, а не от загара. В его взгляде была гусиная надменность. Старушка поглядывала на милого сверху вниз.

Старичок и старушка держались за руки, они до сих пор были влюблены. Старичок крякнул, увидев Женю, старушка посмотрела на него ревниво и попросила пока подержать книжку. За окном медленно поворачивались огоньки далекой деревни.

– Здрасти! – сказала Женя и кивнула головой вперед.

(Валерий помнил этот ее жест еще с пятого класса; как мало меняются, в сущности, люди.)

– Здрасти, – ответила Тамара надменно. До того надменно, что было просто смешно. Женя, однако, смутилась.

– Это моя ученица, – сказал Валерий, – у нее семейные неприятности, она поедет с нами. Я тебе потом все расскажу.

Ее проблемы очень похожи на наши; мы обязательно должны ее взять.

– Как хочешь, – Тамара пожала плечами. Ее лицо показывало абсолютный нуль – холоднее невозможно.

– Я сюда сяду, – сказала Женя и примостилась у окна, прилипла носом, насколько позволяли очки.

Тамара снова пожала плечами, чуть снисходительно, чуть презрительно – так умные женщины извиняются перед умным другом за слова глупого мужа. И точно так же извиняются перед пустотой, воображая себе умного друга.

– Что случилось? – cпросил Валерий.

– Ты будешь чай?

– Нет.

– А я уже пила.

Больше никто не говорил.

Валерий устроился на верхней полке и пробовал заснуть.

Приходили приятные мысли: о том, о сем, о той и об этой, запас карман не тянет, как заметил Джойс. Слишком много в этом мире любви, чтобы каждый мог спокойно выбрать свой кусочек. Даже если этот кусочек лакомый.

Он ненадолго заснул и проснулся от ощущения остановки.

Бело-оранжевые огни светили сверху вниз и освещали великолепные колонны. Оранжевый островок и огромный черный наплыв ночи вокруг. Большой город, подумал Валерий, очень большой город. Тамара продолжала сидеть внизу и читать журнал «Эроклуб». Ее было жалко и было чуть стыдно перед ней. Валерий начал пережевывать это чувство; оно пережевалось и пропало. Женя спала, сбросив простыню, так и не сняв очки.