Леонид Бахнов - Жужукины дети, или Притча о недостойном соседе [Антология короткого рассказа. Россия, 2-я половина XX в.]

— Вот видите, — сказала она печально и взяла у меня из рук свой плащ.

— Но как же так... — бормотал я, лихорадочно пытаясь что-то придумать.

— Ничего не поделаешь, — вздохнула Телеграмма, надевая плащ. — Спасибо за чай. Спокойной ночи.

И ушла.

Развернул я утром газету, как всегда, и увидел свой портрет. Что за черт! Можно было бы подумать, что просто похожий человек, если бы не подпись: «А.Г. Гаврилов, особо опасный преступник».

Я сразу же позвонил в редакцию газеты и говорю:

— Вы напечатали мой портрет, но это какое-то недоразумение...

Меня прервали:

— A-а, сами объявились. Отлично. Сидите дома и ждите, за вами скоро приедут.

И повесили трубку. После этого, конечно, глупо было уходить из дому — могли бы подумать, что скрываюсь. Так я прождал до вечера. А вечером приходит ко мне какой-то человек и говорит:

— Вы победили в конкурсе «Дисциплина и нервы». Мы ста человекам разослали газеты с их портретами, и все, кроме вас, сбежали.

После этого я вообще не читаю газет.

Долгое время меня ужасно мучила мысль о наследстве: что я буду делать с огромным наследством, если вдруг в Америке скончается какой-нибудь неизвестный мне богатый родственник и меня разыщут? Я пошел посоветоваться в юридическую консультацию, а юрист мне и говорит:

— Я не вполне вас понимаю. Вы что, не хотите, чтобы вас нашли?

— Не хочу, — говорю.

— Тогда перемените фамилию и возраст.

— А как? — спрашиваю.

— Проще простого — обменяйте паспорт.

Как мне самому это в голову не пришло, удивляюсь. Я пошел туда, где обменивают паспорта.

— Мне нужен паспорт на имя Мамонта-Дальского, — говорю в окошечко, — лет этак на тридцать.

— Минуточку, — ответило окошечко женским голосом. — Имя, отчество?

Я не думал об этом.

— Иван Иваныч, — сказал я.

— Вот, пожалуйста. Иван Иванович Мамонт-Дальский, тридцать три года.

Я вышел оттуда совсем другим человеком. Только один день я и пожил спокойно, потому что на следующее утро мне пришло вдруг в голову: а что, если у Мамонта-Дальского есть богатые родственники в Америке?

В Бракемонтском замке стало неспокойно. Графиня Изабелла сбилась с ног. Каждый день прибывали эшелоны с ранеными, и каждый день проходили антивоенные демонстрации. Первые дни раненые не расставались со справками о ранениях, но потом присоединялись к демонстрантам.

В то утро графиня, пробудившись от беспокойного сна, первым делом подошла в одной рубашке к окну и прочитала появившийся за ночь лозунг на стене рядом с главными воротами: «Долой грязную войну!» Владетельная графиня де Круа заплакала от бессилья.

Тем временем к замку подъехал рыцарь Бромлей и уже стучался в ворота.

— Откройте! — крикнула из окна графиня.

Рыцарь Бромлей вошел в спальню графини в запыленных доспехах. Его боевой двуручный меч волочился за ним по паркету.

— Что нового, Бромлей? — спросила нетерпеливо графиня.

— Этот презренный шут Дьен Бьен Фу снова просит подкрепления.

— А пошли они все на ...! — в сердцах выругалась графиня. Рыцарь Бромлей не поверил своим ушам.

— Простите, что вы сказали?

— И вы туда же идите. Ну, чего стоите как столб? Идите. Народ сложил песни о доблестной графине Изабелле. И это несмотря на то, что она вела непопулярную в народе войну.

Когда в то утро я вышел из дома, предо мной предстала удивительная картина: все куда-то бежали с мешками и веревками.

— Что происходит? — спросил я у человека, который замешкался, потому что у него свалился ботинок с ноги.

— Массовый отлов социал-демократов!

— Оппортунистов, что ли? — попробовал я уточнить.

— Да нет, всяких! Пятнадцать рублей за шкурку дают! — крикнул он уже на бегу.

Я подумал, а как они их отличают? На всякий случай я снял очки и вернулся домой.

Нашел наконец я место в одной редакции. Положили мне оклад содержания 160 рублей в месяц. Когда я пришел в первый день и немного осмотрелся, меня удивило, что все мужчины, независимо от возраста, там были лысые — как будто их специально подбирали, как, скажем, раньше на флот брали только высоких. Но я-то не лысый, подумал я, значит, не специально, просто такое совпадение. Мало ли какие бывают совпадения. Вот, например, когда я сдавал приемный экзамен по истории СССР в университет, экзаменатор и ассистент оба были одноглазые.

Я уже неделю осваивался, когда мне сказали, что со мной хочет познакомиться главный редактор. Я вошел в кабинет и вместо главного редактора увидел моего бывшего одноклассника, которого не любил за подлый характер. Но я сделал вид, что не узнал. Вообще-то, действительно было трудно его узнать — он был совершенно лысый.

— Садитесь, — сказал он и показал на низкое кресло перед столом.

Я сел. Он зашел сзади и погладил меня по голове.

— Сделал вид, что не узнал, да? А ведь узнал, узнал, шельма, по глазам вижу, узнал, — говорил он ласково, гладя меня по голове.

Как он может видеть по глазам, стоя за моей спиной? — подумал я. Но и повернуться к нему лицом я тоже не мог, не вставая. А встать я не мог, потому что он давил рукой на мою голову. Двадцать лет назад попробовал бы он надавить. Как быстро летит время!

— Узнал ведь? — продолжал он все так же ласково. — И я тебя узнал, хоть ты и изменился. Вот и волосы у тебя поредели. Не те уже волосы. Нет, не те. Но ведь и эти придется вырвать.

С последними словами он не очень сильно потянул меня за волосы — просто чтобы показать, как их будут вырывать.

— Не надо, — сказал я, невольно приподымаясь.

— Почему же не надо? Все лысые, а ты что же, один хочешь ходить белой вороной?

— Нет, конечно, я не хочу белой вороной, — сказал я, пытаясь как-нибудь высвободиться, — но зачем же выдергивать, я могу регулярно брить голову.

— Э-э нет, дорогой, таковы уж условия нашей работы. — Он оставил наконец в покое мою голову и уже сидел за столом, возвышаясь надо мной. — Даже если бы я и сделал тебе поблажку в память нашей дружбы, коллектив был бы против. А у нас очень крепкий коллектив. Ты в этом убедишься, когда вольешься в него. Здоровый коллектив. Считай, что мы договорились. Ведь если бы мы с тобой не договорились, что же бы тогда было вообще? Анархия. Ну, иди пока, работай...

Я шел по коридору, и разные соображения приходили мне в голову. В конце концов я решил, что раньше или позже все равно облысею. А время летит так быстро, что, может, и не успею порадоваться своим волосам, как они выпадут самостоятельно.

Это произошло через неделю, в день получки. Первая моя зарплата, после многих месяцев безденежья, выполняла роль анестезирующего средства. Операцию провел сам главный при закрытых дверях. Пользовался он пинцетом для выщипывания бровей. К его чести нужно сказать, что он не позволил себе никаких шуток или намеков, чего я больше всего боялся. Он с уважением отнесся к моему чувству собственного достоинства.