Юнас Гардель - Детство комика. Хочу домой!

— Ох нет, такая погода! — отрезает бабушка.

— Но ведь солнце светит!

— Вот-вот. Ну, и долго мне еще мяться в прихожке?

— Простите, дорогая Бритта, — спохватывается Ритва и несет бабушкину сумку в комнату для гостей. — Я думаю, что вы можете устроиться в комнате для гостей, как обычно. Мы купили новую кровать. Вы жаловались на старую.

Бабушка что-то хрюкает в ответ, входит вслед за Ритвой и недоверчиво пробует кровать.

— Не в меру мягкая, — ворчит она, — надеюсь, задешево обошлась?

— Сколько вы у нас пробудете, дорогая Бритта? — вздыхает Ритва.

Обычно бабушка собирается пробыть неделю, но уезжает через три-четыре дня.

Вечером после ее отъезда Ритва всегда напивается.

Не так-то просто быть никуда не годной.

Когда надо озаботиться о покаянии?

Неплохая идея — ждать до смертного одра, потому что тогда можно всю жизнь веселиться, а в результате все равно попасть в рай. Юхе такой вариант кажется вполне привлекательным.

И если уж ты собрался каяться, то можно покаяться во всем сразу, чтобы не осталось какого-нибудь маленького грешка, который будет портить всю картину.

Но это, наверное, нечестно по отношению к Богу: каяться из чистого расчета — это уже само по себе грех.

Юха считает, что о Боге много всякого можно думать — и ничего!

Например, про то, как классно быть Иисусом. Можно жить припеваючи. Знать, что ты сын Божий и без греха, — это же супер!

Юха знает, что ему надо радоваться, что он родился в Швеции, а не в Биафре, но подумать только, как здорово было бы родиться Иисусом! Это типа в лотерею выиграть.

Хотя ясно, конечно, что умереть в мучениях — это до ужаса противно. Когда бьют кнутом — еще, наверное, можно вытерпеть, но гвозди в ладони!

Юху передергивает от одной мысли об этом, и он прячет руки.

С другой стороны, это ведь все длилось какие-то сутки, и когда Иисус спустя три дня воскрес, все снова стало просто классно.

А Иуду почти что жалко.

Стоит он один-одинешенек, и никто не хочет иметь с ним дела. Почему бы Иисусу не простить было и его тоже?

Он ведь всего один раз поступил неправильно.

Этому человеку лучше было бы вообще не рождаться, сказал Иисус, причем совершенно серьезно. Он не шутил. Никаких примирительных улыбок. Никакого прощения.

За один-единственный грех. За одно-единственное предательство.

Когда Юха думает об этом, он начинает бояться Бога.

Он видит, как отчаянно кричал Иуда, моля о прощении, но его для Бога не существовало, и ему пришлось повеситься в полном одиночестве, и никто по нему не плакал, никто не держал его за руку.

И внутри у Юхи ворочается страшная мысль, что он и сам похож на Иуду, что он и сам смог бы так поступить.

Ух, надо гнать прочь такие мысли. Юха хочет быть хорошим, он хочет быть среди тех, кому Иисус говорит: «Придите, во имя Отца Моего, войдите в царствие, которое есть ваше с самого сотворения мира».

О Боге столько всего надо попытаться понять. Например, написано, что Иисус был мертв три дня, но он ведь умер в пятницу, а воскрес в воскресенье, и тут уж как ни считай, а получается всего два дня! Совершенно непостижимо!

На пасхальных каникулах Юха все свое время посвящает страстной мистерии.

Бенгт должен принять участие в театральном номере, который задумал поставить Юха. Юха как раз инструктирует его. В двух метрах от них сидит Марианна и читает комиксы про Дракулу.

— Лежи спокойно! — наставляет Юха отца. — Вот так! Хорошо! Вот я тут лежу мертвый.

Юха деловито укладывается возле Бенгта, складывая руки на животе.

Они лежат. Ничего не происходит.

— И долго нам так лежать? — подает голос Бенгт спустя какое-то время.

— Ты должен молчать! — раздраженно шепчет в ответ Юха. — Пока не явится ангел и не откатит камень.

— А когда явится ангел?

— Скоро. Тихо!

Они ждут еще какое-то время. Потом Юха решает, что пора вмешаться.

— Марианна! — зовет он.

Она не реагирует.

— Марианна! Чем ты занимаешься?

— Погоди, — бормочет Марианна, полностью поглощенная Дракулой, — я вот только дочитаю.

Юха поднимает голову:

— Чертова соплячка! Или ты сейчас придешь, или ты вообще не играешь! Тогда я буду и Иисусом, и ангелом.

Марианна встает, не отрывая взгляда от журнала:

— Ну ладно! Что мне делать?

— Ты должна откатить камень, чтобы могила была открыта. А потом ты должна пробудить меня.

— Как?

— Не задавай столько вопросов. Просто откати камень!

Марианна толкает папу, который и не думает двигаться.

— Откатывайся, папа! — шепчет Юха.

— Я истолковываю роль по-своему, — шепотом отвечает Бенгт.

— Откатывайся, дурацкий камень! — кричит Марианна.

Бенгт вздыхает и безо всякого воодушевления скатывается по склону.

— Еще! Еще! — в восторге кричит Марианна и бежит за отцом. Она толкает его изо всех сил. Бенгт разгоняется не на шутку, ему надо за что-то ухватиться.

Он хватается за солнечные часы.

Они падают.

— Вот черт, часы! — кричит Бенгт.

— Тихо! — шикает Юха. — Теперь буди меня, Марианна!

— Проснись! Проснись! — кричит Марианна.

Юха торжественно поднимается.

Дети скандируют:

— Иисус воскрес! Воистину воскрес!

Из «Продуктов Сольвейг» возвращается Ритва. Она вылезает с пакетами из машины.

— И чем это вы занимаетесь? — с подозрением спрашивает она.

— «Иисус воскрес из мертвых».

— Юха — Иисус, а я ангел, а папа — камень перед могилой, — объясняет Марианна.

— Солнечные часы упали! — жалуется Бенгт. — Вот дерьмо!

— Камень из него никудышный, — жалуется Юха, — он постоянно разговаривает. Если хочешь, можешь быть тремя скорбящими женами.

— Нет уж, спасибо, дружок, — отвечает Ритва. — Господи, Бенгт, чего ты возишься с этими сказками?

— Это не сказки! — в один голос протестуют Юха и Марианна.

Ритва закатывает глаза и тащит пакеты к дому.

— У меня ребенок верит в Бога. Где же это я дала маху?

Да, я верил в Бога. Я ждал, что однажды он придет и освободит нас, да, верил.

Как я представлял себе Бога?

Как человека из космоса. Как того, кто придет и все наладит, всех утешит, всех простит. Он должен был приземлиться на поляне перед школой. Собрался бы весь Сэвбюхольм — по какой-то причине все должны были ПРИЙТИ туда, а не приехать на машине, — у некоторых были бы основания бояться, другие бы приветствовали Бога с радостью.

Сонмы ангелов в сверкающих серебряных одеждах скучились бы вокруг Бога, который сидел бы в середке на стульчике и вершил суд.

Поскольку Богу требовалось чисто физически преодолеть огромные пространства открытого космоса, легко понять, что ему понадобилось время. Но почему он так сильно задерживался, этого я понять не мог. Зачем это молчание? Почему бы не дать нам хотя бы маленький знак?