Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

— Очень сожалею, но это невозможно, сэр. Во время комендантского часа автомобильное движение прекращается. Швейцар покажет вам, где гараж.

Швейцар ждал Хоуэла возле дверей. Хоуэл загнал ситроен в подземный гараж и вместе со швейцаром вернулся в гостиницу. Нежно-золотистый вечерний свет заливал улицы, солнечные лучи струились вдоль стен зданий, отбрасывавших резкие тени. Коты устраивали потасовки в контейнерах с отходами, стоявших возле закрытых лавок. Вскачь пронеслась собака — огромная, вся в лишаях. Где-то хлопнула ракетница.

В гостинице включили освещение, минут пять лампы горели вполнакала, затем вспыхнули напоследок и совсем погасли. Швейцар подошел к лифту и повесил табличку: «Лифт не работает». Мальчики принесли на подносе подсвечники со вставленными свечами и, негромко посмеиваясь, стали проворно расставлять их по вестибюлю. Хоуэл пил виски без удовольствия, как лекарство от тошноты.

В семь часов, когда на улице еще не стемнело, все свечи были уже зажжены; раздался громкий стук в дверь, и швейцар впустил Лиз — запыхавшуюся, растрепанную, на грани истерики.

Он отвел ее в бар, и она плюхнулась на стул.

— Вы в состоянии накормить эту страну. Закажите же мне что-нибудь выпить.

Она подставила щеку для поцелуя.

— У меня был ужасный день. Попросите повторить.

— Вы, видно, попали в самое пекло, — сказал он. — Я до смерти перепугался.

— Да, — ответила она. — Всю сиесту я прождала моего знакомого, а он так и не появился. Женщина не может пойти здесь в бар или еще куда-нибудь одна, поэтому мне пришлось сидеть в грязном парке, и все местные нищие собрались вокруг меня. Наконец я решила, что с меня хватит, и собралась вернуться в гостиницу, но тут услышала стрельбу.

Она опустошила бокал, и Хоуэл поманил бармена пальцем.

— Стрельба поднялась нешуточная, — сказала она.

— Да, здесь было слышно.

— Я не могла вернуться в центр из района университета, — продолжала она, — я знала, что все попытки прорваться бесполезны, поэтому решила выбираться окраинами, по умудрилась заблудиться и в конце концов попала в уличный бой.

— Уличный бой?

— Ну, настоящим боем это не назовешь, огонь вела только одна сторона. Личная гвардия Лопеса осаждала дом. Сначала они стреляли залпами, потом стали бросать в окна гранаты, начался пожар.

— А вы что делали в это время?

— Вместе с другими прохожими лежала на мостовой. Все попавшие в уличную перестрелку так поступают. Ложатся на мостовую. Первый раз вы испытываете некоторое унижение, но оно быстро проходит.

Одного несчастного все же шлепнули. Они, должно быть, подстрелили его для забавы.

В бар молча забрели мужчины в темных костюмах; они напоминали людей, идущих в хвосте похоронной процессии, — опечаленных, но не убитых горем.

— Похоже, ближайшие несколько часов вам придется провести в моем обществе, — сказала Лиз.

— Во всяком случае, я на это надеюсь. Я уже пытался придумать, чем бы мы могли заняться.

— В каком смысле?

— Ну, скажем, пойти в ресторан с оркестром национальной музыки или еще куда-нибудь.

— Это было бы прекрасно, — сказала она. — Какая жалость, что вместо этого нам придется сидеть в темной маленькой гостинице, набитой коммивояжерами.

Вы очень расстроены такой перспективой?

— Вовсе нет.

— И я нет. В Дос-Сантосе мы приобрели богатый опыт по части того, как скоротать вечер. Мы можем сыграть в одну из Седриковых игр, например в ту, когда вы должны говорить только правду, забыв про вежливость и отбросив пустые прелюдии. Это была любимая игра Ронни Смолдона. У нее есть два недостатка. Во-первых, люди узнают о вас вещи, которые им не следует знать, а затем поступают нечестно, так, как поступил со мной Ронни. Во-вторых, в нее нельзя играть больше одного-двух раз с одним и тем же человеком, потому что вы быстро все о нем узнаёте, и весь интерес пропадает.

— Понятно.

— Так вы хотите сыграть, а?

— Хорошо. Начинайте.

— Ну что ж, — сказала она. — Вот вам для затравки. При первой встрече вы мне сильно не понравились.

— И вы не сочли нужным это скрывать.

— Я всегда такая, — подтвердила она. — Если мне кто-то нравится, так уж нравится, если нет — так уж нет. Никаких полутонов. Дипломата из меня! не выйдет. Вы другой, да?

— Я осторожный.

— Беда в том, что первое впечатление меня часто подводит. Взять, к примеру, вас.

— Вы подозревали, что Чарльз послал меня шпионить за вами, так ведь?

— Я и сейчас это подозреваю. Но я имела в виду другое. Мне показалось, что вам обо мне известно гораздо больше, чем мне о вас. Что я в невыгодном положении. Вы знаете, что ваша улыбка может обескуражить человека?

— Если бы я об этом догадывался, то перестал бы улыбаться, — заверил Хоуэл.

— Такая пренебрежительная, многозначительная улыбка. «Я про вас все знаю» — вот что она говорит.

Меня это бесило.

— Спасибо, что предупредили. Теперь буду начеку.

— Однако я нашла, что вы привлекательны. Физически. В моем вкусе. Странно, не правда ли?

— Что именно?

— Казалось бы, какое мне дело до того, что вы больше других знаете о моей личной жизни?

— Неправда, — возразил он.

— И тем не менее я готова сыграть с вами в эту игру и могу ответить на любой ваш вопрос. Почти на любой, скажем так. Во всяком случае, я преодолела первоначальную неприязнь. Сейчас вы мне уже нравитесь.

Он рассмеялся.

— Ну, вы у меня камень с души сняли, — сказал он.

По улице с грохотом проехал броневик. Хоуэл на минуту отвлекся и прислушался к удалявшемуся зыку; внезапно луч прожектора, скользнув по стене, выхватил из темноты напряженные алебастровые лица с маленькими глазками. Он моргнул, а через мгновение вновь увидел лишь бледные огоньки свечей, плавающие в полумраке.

— Теперь ваш черед, — напомнила Лиз.

— Ну, спрашивайте.

— Сначала скажите, что вы обо мне подумали, когда увидели меня в первый раз. Можете не деликатничать.

— Первый раз я вас увидел на вечеринке на площади Слоан, — сказал Хоуэл.

— Разве? Ах, да, конечно. Теперь вспоминаю. Мы с вами разговаривали. Мне самой казалось, что мы уже где-то встречались, только я не могла припомнить, где именно.

— Та встреча была короткой, — сказал он. — Вы всё внимание уделяли тогда какому-то мужчине важного вида.

— Как он выглядел?

— Такой шумный, самоуверенный. Красивый, с громким голосом. Все время грудь выпячивал, как голубь. Вас похлопывал ниже талии. Вы от него глаз не отрывали. Я, помню, еще подумал: эти двое дождаться не могут, когда доберутся до постели.

— Я была там, вероятно, с Томом Левленом, — вспомнила она.

— Потом он ушел, мне показалось, облегчиться, и вы на пару минут остались одна. Вы уезжали в Конго, а он собирался отправиться вслед за вами.