Юрий Рытхэу - Cкитания Анны Одинцовой

— Будем кочевать на северо-запад! — твердо сказала она.

Глубокой зимой, когда затихала пурга, стойбище словно просыпалось после спячки. Люди выходили из яранг, дети оглашали окрестности звонкими голосами, забирались на склон ближайшего холма и скатывались оттуда на детских саночках, подбитых разрезанными вдоль моржовыми бивнями. Женщины снимали пологи, раскладывали их на белом, свежем снегу и колотили целыми днями особыми колотушками из оленьих рогов, посыпая время от времени свежим, рассыпчатым, высушенным стужей снегом.

Когда полог перетаскивали на новое место, оставалось заметное темное пятно с грязными, отставшими оленьими волосами, — след от ночного дыхания людей, осевшего на шкурах, пропитавшего мех.

Полог Анны Одинцовой выглядел почище остальных, но не потому, что она была аккуратнее, а просто жила одна, занимая главный полог передней, хозяйской яранги стойбища. Вэльвунэ отпросилась жить в ярангу сына, мотивируя это тем, что ей надо помогать матерям справляться с детьми. Однако, как догадывалась Анна, главная причина была в другом: в привычном окружении Вэльвунэ было проще и легче, чем с тангитанской родственницей, которая к тому же стала неразговорчивой, больше погруженной в собственные мысли. Правда, порой Анна спохватывалась, готовила угощение, собирала в свою ярангу всех обитателей стойбища и рассказывала одну из легенд чукотского исторического повествования «Эленди и его сыновья».

Как-то Рольтыт, в конце такой встречи, сказал:

— А почему бы нам не учить грамоте наших детей? Это могли бы делать и ты, Анна, и ты, Катя.

Это предложение застало врасплох всех.

— А нужна ли эта грамота в жизни тундрового человека? — высказала сомнение Катя.

— Может, в стойбище она и не нужна, но дети в будущем все равно будут общаться со своими родичами из береговых селений. Наши будут выглядеть сильно отсталыми, — сказал Рольтыт.

Это было разумное предложение, и Анна сказала:

— Будь у меня карандаши и тетради, я бы хоть завтра начала занятия с ребятами.

Рольтыт виновато отвел взгляд.

— Если Вамче прибудет, попрошу привезти школьные принадлежности.

— А разве сейчас не присылают в тундру учителей, как раньше? — спросила Вэльвунэ. — Как хорошо было, когда у нас в стойбище жил учитель Беликов.

— Сейчас всех детей школьного возраста собирают со всей тундры и свозят в интернат — общий дом, — пояснила Анна.

— Наши не поедут, — испуганно заявила Тутынэ. — Будут там тосковать и от тоски помрут.

Когда ощутимо прибавился день и солнце стало подниматься над горизонтом, над стойбищем пролетел самолет. Он снизился над ярангами, и Анна буквально кожей почувствовала взгляд Ататы. Железная птица сделала круг над обширным Озером Больших Рыб, покрытым ровным снегом, и улетела по направлению к заливу Лаврентия.

Несколько дней стояла прекрасная погода. Это случается, когда посреди зимы вдруг утихают морозы, в природе наступает время яркого низкого солнца, бледных полярных сияний. К тому же стойбище удачно поставили на берегу озера, а зимнее пастбище как раз проходило по берегам этого водоема, так что олени ходили как бы по кругу в достаточно близкой досягаемости от яранг.

Анна как раз находилась в стаде, подменяя Рольтыта, когда снова появился самолет. Сначала в привычном монотонном хрусте снега под копытами оленей послышался какой-то посторонний звон. Он раздавался с северо-западной стороны горизонта. Пока самолет был величиной всего лишь с муху, но довольно быстро увеличивался вместе с нарастанием гула мотора. Вскоре его можно было легко разглядеть. Он сделал на небольшой высоте несколько кругов над озером, над ровной снежной поверхностью, держа под брюхом слегка согнутые, как птичьи лапки, лыжи. Он явно собирался садиться. Самолет сбросил какую-то дымящуюся банку, как догадалась Анна, для определения направления ветра.

С высоты пригорка хорошо было видно, как самолет, снизившись, издали стал нацеливаться на дым, взяв направление против ветра. Потом исчез в облаке поднятого снега, но довольно быстро появился, сверкая крутящимся пропеллером. Подрулив к берегу, остановился, затих гул, и наступила тишина.

Сначала послышался истошный собачий лай, и из распахнутого чрева железной птицы на снег вывалилась целая свора. Только потом показался человек. Даже на таком расстоянии Анна узнала его.

Атата вытащил нарту, груз, что-то прокричал сидевшему внутри самолета летчику и, сев на нарту, отъехал в сторону. Закрепив упряжку поодаль, он снова направился к самолету и помог выгрузиться еще двум упряжкам. Ходил Атата уверенно, следов хромоты на расстоянии совершенно не замечалось. Он остался верен себе даже в том, что, как обычно, путешествовал на трех упряжках.

На этот раз, кроме невыносимой грусти, Анна ничего не почувствовала. Не было ни страха, ни тревоги, ни желания бежать. Наверное, так чувствует себя приговоренный к смерти человек, когда уже не остается ни малейшей надежды.

Освобожденный от груза самолет вырулил на середину озера, разбежался и взмыл в небо. Вглядываясь в исчезающую, удаляющуюся точку, Анна подумала; очень возможно, что скоро она сядет в самолет и полетит. Вот только куда, неизвестно.

Атата сам пришел в стадо, не дожидаясь, пока Анну сменит Рольтыт.

Он медленно, пряча торжествующую улыбку, подошел и хрипловато проговорил;

— Здравствуй, Анна Николаевна! Вот мы опять свиделись! Вижу, что не рада.

— А что радоваться? — ответила Анна. — Видеть мужчину, нарушившего слово, не очень приятно.

— Я предупреждал, — предостерегающе поднял руку Атата. На его поясе висела новенькая кожаная кобура, из которой выглядывала тыльная часть рукоятки пистолета. Значит, выдали ему новое оружие. — Я предупреждал, что, как коммунист, я должен выполнить свой долг до конца. Но, честно говоря, очень рад тебя видеть. Ты стала еще прекраснее. Все это время, пока я лечил ногу, пока собирал новую экспедицию, уговаривал начальство не предпринимать без меня никаких мер, — я все время думал про тебя. Ты мне можешь не поверить: но я засыпал с мыслью о тебе, а когда утром просыпался, первая мысль — снова о тебе…

— Однако ты, как я поняла, приехал сюда совсем не для того, чтобы объясняться мне в любви.

— Это правда. Главная задача, поставленная властями, заключается в том, чтобы покончить с последним очагом единоличного оленеводства на Чукотском полуострове и бросить все силы на ликвидацию кулацких хозяйств в отдаленных труднодоступных тундрах Чаунского, Восточнотундровского и района верхнего Анадыря. Работы еще на несколько лет.

— А если мы сдадимся и добровольно войдем в колхоз? — спросила Анна.