Валерий Казаков - Холоп августейшего демократа

Не обращая внимания на недовольного Еноха, который, вер­но, по-своему истолковал её молчание, Машенька незнакомой ей походкой пошла к ручью, разделась и, обжигаясь ледяной водой, принялась оттирать тонкими овальными поролоновыми вкла­дышами, вытащенными из лифчика, противную зелень с колен и локтей. Опустившись в сумасшедше мчащуюся воду, которая так и стремилась утянуть её в свою бездну, девушка пыталась хоть как-то успокоить нагрузшие соски, остудить без меры разо­гретую кровь, а главное, вернуть способность трезво мыслить. Слёзы катились по мокрому лицу незаметно и очищающе. Она с остервенением тёрла кожу и полоскала волосы, освобождая их от травинок и мелких соцветий, и наконец, дождавшись того мо­мента, когда холоднющая вода стала казаться тёплой, резко вы­нырнула из потока. На берег вышла уже не обиженная и испуган­ная девчонка, а мудрая в своём наиве женщина, которой ведомы взрослые тайны жизни и смерти.

— Не обижайся на меня, Ен, уж больно необычный выдал­ся ныне день, — потрепав по шевелюре сидящего к ней спиной Еноха, примирительно произнесла Машенька. — У тебя случай­но расчёски нет?

На радость расчёска у него оказалась. Тщательно расчесав свои соломенные волосы, которые на жарком солнце моментально высы­хали и начинали слегка кудрявиться, подивившись своим недавним наивным обидам, девушка довольно буднично чмокнула своего из­бранника в ухо и присела рядом, слегка покачивая головой и любу­ясь тёплой игрой солнца в своих пышных и густых прядях.

— Я не помню ничего из того, что произошло с нами про­шлой ночью в пещере. Когда ты меня туда бросил, привязав к трупу твоей бывшей любовницы...

— Ну что ты! — почему-то очень испуганно вскрикнул Енох, вскакивая с места. — Я тебя и не думал туда бросать! Ты сама, сама, словно безумная, настаивала на этом, а вязал тебя к баро­нессе и толкал Сар-мэн! Когда вы исчезли в камне, и покрывало обратилось в сталь, я чуть было с ума не сошёл! Как ты можешь меня упрекать! Да я тебя люблю, и с этого дня никуда не отпущу даже на мгновение!

Ей было странно слышать, как он оправдывается, и ещё она почувствовала, что слова эти звучали не совсем искренне. Ма­шенька ещё не знала, что любое оправдание всегда замешано на трусости и лжи.

— Успокойся, милый, видишь, всё обошлось хорошо, — ей почему-то хотелось ещё добавить, что Сар-мэн толкая её в бездну, спасал свою любовь, а вот кого или что спасал ты, мой милый, по­могая ему в этом, неизвестно; однако она промолчала и продолжи­ла: — Мы упали во влажный серебряный туман, подсвеченный сни­зу, и свет этот казался абсолютно материальным, он не давал нам камнем рухнуть вниз, мы медленно спускались, пока не попали во вращающуюся в разных направлениях световую воронку. Я улетела по часовой стрелке, а Эрми в обратную сторону, и всё...

— Как всё?! А что было в пещере, кто там есть? Видела ли ты того старика, про которого вы рассказывали с Дашкой? — с ис­кренним интересом заглядывая ей прямо в глаза, выпалил Енох.

— Не было там никакой пещеры, ни стариков, ни девок, ни челнока, там был тёплый, добрый, яркий свет, тишина и покой, и всё. А потом я очнулась от холода на лугу у водопада. Испугалась и стала звать тебя.

— Глупышка! — обнимая готовую заплакать от жалости к себе девушку, произнёс Енох, целуя глаза возлюбленной. — Слава богу, всё позади! Пойдём в лагерь, а то нас там, я думаю, уже давно хватились и, наверное, ищут.

По дороге разговора не клеилось, и каждый молчал о чём- то своём.

А в это самое время, на камнях, уже согретых солнцем, у са­мой Бел-реки, которая только начинала свой могучий бег мелким широким ручьём, сидела Даша со своим женихом, они негромко разговаривали. Разговор вертелся вокруг лишь одной темы — бу­дущей свадьбы. Про это важное событие знали уже все: и раз­бойники, и деревенские, да и сама барыня громогласно об этом объявила дворне, правда, предварительно оговорив обязательную Юнькину порку на конюшне. Но этакой мелочи особого значе­ния старались не придавать, тем более, что совершать экзекуцию должен был старый приятель Прохора, ветеран Кавказских войн, престарелый инвалид Дон Петро де Анчоус, служивший когда-то в армии Арно Великого и добровольно сдавшегося нам в плен под пограничным городом Одинцово. Правда, сдача эта была вроде как и не совсем добровольной, а завязанной на некоей любовной интриге, с изменами и дуэлями, однако, сие происходило так дав­но, что и концов сегодня сыскать было уже невозможно.

— Главное, ты с Макуты-то барыш за трофею стребуй, — нежно поглаживая лежащую на её коленях голову будущего мужа, вкрадчиво внушала Дарья. — Кто ж его знат, коды ещё такой случай подвернётся. Да и с Сар-мэна-то — немного подумав, продолжи­ла она, — тоже след какие-никакие таньги слупить за воскрешение этой городской лахудры. Через твою тряпицу-то всё это святотат­ство сотворилось. И как он с этой мертвячкой любиться-то далее бу­дет, уму не приложу. Я как вспомню ее холоднющую, яко лёд, в той пещоре, так мураш по шкуре прямо снуёт! Б-р-р-р-р!

— Во-во, точно! С атаманом ты это верно придумала! Ну и го­лова! — вскакивая и крепко хлопая себя по коленкам, выпалил Юнька. — Голова, слов нет, я бы до энтого ни в жисть не доду­мался! Ай, молодца! — парень, от избытка обуявших его чувств, схватил лежащую рядом с ним длинную палку и стал, как ребёнок, колотить ею по воде. — Машину, японку я с него стребую, трёх­летку! — палка хлопала о воду, вздымая фонтаны брызг. Неожи­данно её конец выдернул из воды, словно рыбину, какую-то тряп­ку, и та, пролетев над их головами, шлёпнулась позади.

Даша обернулась, подняла её и вскрикнула от неожиданно­сти, в её руках был изорванный лифчик хозяйки.

— Машенька, барынька моя неразумная! Что он, изверг, с то­бой сотворил? Стреляй, зови народ! Прибьёт меня Званская, ох, людцы, прибьёт, и поделом, поделом мне будет! И всё из-за тебя, ялдырь окоянный! Ну, чего ты на меня уставился? Пали! — ты­кая в лицо опешившему Юню мокрой ажурностью, кричала ис­пуганная служанка, пытаясь выдернуть у него из-за пояса обрез.

— Да погодь, ты! Охолони! — вырывая из рук любимой опо­знанный грудедержатель, утихомиривал её суженый. — Чего ты блажишь? Лиф-то цел, во, гляди, подкладки токи выдраны, так, мот, они там чего...

Договорить парню не дала смачно шлёпнувшая его по лицу женская упряжь.

— Всё одно пошли их шукать! Пока не узрю её своими оча­ми, не утишится моё сердце, — уже значительно спокойнее про­изнесла Даша и, подобрав подол платья, перешла ручей вброд по мелководью и направилась вдоль будущей реки в сторону, куда после завтрака поволок в горы её хозяйку этот несносный Енох.

Парочку они заметили издали и успели от греха подальше шмыгнуть в кусты. Енох с Машей плелись довольные и утомлён­ные, словно пересосавшие маму телята.