Валерий Казаков - Холоп августейшего демократа

— Не переживай, тётка, дам я тебе и человеков, и коня, всё в лучшем виде исполнят. А вот и достархан наш, — произнёс разбойник, заворачиая за небольшую скалу, где на широком горном уступе, нависающем над молодой речушкой, небольшой луговиной и тем самым странным водопадом мастеровитые горцы уже сварганили навес со столом и широкими лавками, покрытыми коврами. Во главе стола стояло большое атаманово кресло. — Ну, располагайся, старейшая моего рода, а я пойду Сар-мэна кликну.

— Да не дозовёшься ты его, атаман, — отозвался откуда-то сбоку Митрич, — дрыхнет он мертвецким сном. Народ сказыват, с этой рыжей натешился до полной отключки и уже с час как спит, а зазноба его, слышь, колуном беспрестанно махат.

— Да уж надивились, — расположившись на скамье напро­тив тётки и начисто проигнорировав кресло, кивнул Бей. — Митрич, ты бы это, с чаем распорядился, да пущай ведьмам от мене гостинцев соберут, глядишь, оно, мот, когда и сгодится. И ещё, подбери пару хлопцев, да чтоб посмышлёнее и понадёжнее, с тёткой пойдут. И пусть с десяток порожних бурдюков соберут, вон бабка им покажет, где и какой водицы набрать.

— Сама наберу, в энтом помочники без надобности, — пере­била родственника довольная старуха.

26

Генерал-Наместник был весьма озадачен, ему только что из­волили доложить престраннейшую новость — в подведомствен­ный ему и напрочь позабытый Всёвидящем Оком Чулым только что приземлился вертолёт всесильного главаря опричников гене­ралиссимуса Костоломского.

«Этого-то какие черти пригнали в наши края и, главное, в канун решающего этапа разработанной мной операции? Нет, неспроста этакая оказия!» — перебирал тысячи различных ответов генерал, шагая по периметру своей резиденции, в которую временно пре­вратили жильё томящегося в плену Понт-Колотийского. Повинуясь ещё невесть когда заведённой традиции, Воробейчиков как кадро­вый вояка презирал людей пёсьего ведомства, без надобности не лез к ним в приятели, да и руку пожимать не спешил, считая это ниже своего офицерского достоинства. А тут на тебе, самого главного людоеда чёрт пригнал! — «Ох, и неспроста этот визит, а главное, ничего хорошего сулить он не может. Я что-то и не упомню, чтобы этот людожор далее, чем километра на полтора от трона отлучался, да ещё так надолго». — Наместник остановился у окна и принялся разглядывать неспешную жизнь сельского утра. В иные времена эта столь милая городскому сердцу идиллия привела бы подёрнутую чёрствостью генеральскую душу в некое подобие умиления, однако сегодня ленность природы и неспешнось в движении людей и ско­тины его раздражали. — «Вот из-за этого вечного непоспешания и проистекают наши извечные беды, в нём и сокрыты истоки наше­го рабства и вечного господства над нами Костоломских и прочего сброда. И всё же, какого черта он сюда припёрся?— повернувшись к окну спиной, продолжил свои невесёлые думы Наместник. — Ну да ладно, появится, сам разъяснит. Однако встречать его я на крыль­цо не выйду! Велика честь, пусть челядь лебезит».

Подойдя к двери, генерал громко рявкнул:

— Сатрапы! Живо организовать на веранде военсовет. Пять минут сроку! — и, довольный собой, принялся одевать полевой мундир с облегчёнными камуфляжными регалиями.

Ровно через обозначенное количество минут он торжествен­но вышел на веранду наместнического дома и поразился опера­тивности подчинённых. На стенах были развешаны какие-то схе­мы и наставления, невесть откуда взявшийся широченный стол преобразован в макетный ящик, отображающий ландшафт буду­щих батальных действий. Связисты завершали подсоединение полутора десятков различных телефонных аппаратов.— Молодцы, молодцы! — принимая с серебряного блюда заиндевелую рюмку, произнёс генерал: — Соколы! Командиров полков ко мне! — и захрустев малосольным огурчиком, двинул к макетному ящику.

Обиженный явным невниманием Эдмунди Фелексович, клокотал праведным опричным гневом. Так уж было заведено в их ведомстве, что всякое непочитание любого, даже самого мелкого кадастровика приравнивалось к оскорблению само­го государства, попранию его интересов и требовало соответ­ствующей кары. А здесь его, самого всесильного и ужасного, на аэродроме, в который на скорую руку переоборудовали школь­ный стадион, встретили подчинённые и какой-то непонятный клоун-старик в допотопном мундире, запинающимся от страха голосом отрекомендовавшийся комендантом местной крепости. Хорошо хоть спесивая бестия Воробейчиков соизволил при­слать свой автомобиль.

У штабного дома уже вовсю тарахтели движками три мощ­ных радиостанции, у четвёртой, с параболлическими антеннами, матерясь, сновали военные.

«Он что в космос собрался кого-то посылать? — с удивлени­ем оглядывая всё вокруг, подумал главный опричник, протирая круглые очки. Очки-велосипеды, как и козлоподобную бородку, значок члена Президиума Верховного совета, часы на правой руке, мешковатые костюмы отечественного кроя и многое другое он носил исключительно из пристрастия к преемственности: как бы не переименовывали грозное ведомство, считал Костоломский, как бы его не реформировали, но преемственность должна неукоснительно сохраняться, а иначе нельзя. Иначе конец — всё развалится, разбежится, и тогда моря крови, пролитые в родных подвалах, обратятся в леденящие душу кошмары. Только пре­емственность, которая сродни круговой поруке, может удержать карающий меч суверенной демократии в праведных руках и обе­спечить державе единство, а народу повиновение и умение ис­правно работать на своё же благо.

Военные, увлечённые своими делами, не обращали внима­ния на худого и длинного человека в тёмном комбинезоне со зловещей аббревиатурой Кадастра, окружённого такой же, под стать ему, тёмной свитой. Костоломский, подавляя внутреннее негодование, не спеша поднимался по лестнице на веранду, уже забранную маскировочной сетью.

— Граждане свободы! — гаркнул над его головой Воро­бейчиков.

Опричник чуть было не споткнулся от неожиданной коман­ды, которая заменила при Преемнике Четвёртом старорежимное «смирно!»

Всё вокруг замерло и остолбенело, даже бабы, стирающие вдалеке камуфляжные подштанники, замерли, собаки перестали брехать, а дизеля связистов затарахтели почтительнее и тише.

— Ваша Незыблемость! Член действительного тайного со­вета Августейшего Демократа! Вверенные мне войска готовят­ся к проведению секретной операции во исполнение высочай­шего вердикта.

— Здравствуйте, здравствуйте, любезный Ураза! Очень рад вас видеть! — протягивая руку генералу, произнёс опричник. Генерал как бы по рассеянности (а что ты с контуженного спро­сишь?) проигнорировал рукопожатие, лихо отдал честь и хозяй­ским жестом пригласил высокого гостя в чертоги военной тай­ны. Вот какая уж тайна может быть в деревне? А глядь, Глафира, вроде как беззаботно дожидающаяся Тихона, быстро подозвала к себе дворовую девку, пошептала ей чего-то на ухо, сунула в руку записку и отправила хозяйке очередное сообщение об изме­нившейся в крепости обстановке. И таких посыльных в разные концы отправилось немало.