Виктор Пелевин - Любовь к трем цукербринам

Впрочем, кто будет смотреть? Ну кому он нужен? Хотя, конечно, даже за параноиками бывает слежка — шизофреники не дремлют. Мы все оставляем за собой пенный след метадаты…

Вот черт.

Лучше бы он не думал так кудряво. Или хотя бы не артикулировал — хотя с шампанским это почему-то всегда получалось незаметно… Может, подсознание?

Перед глазами возник квадратный поп-ап.

Кеша увидел перед собой огромный бокал, в котором отражалась сидящая за арфой девушка в легчайшем белом платье, трогательно юная и чистая. Бокал исчез, и осталась одна зеркальная девушка — со счастливой улыбкой она касалась струн, и с них слетали золотые маленькие птички. Птичек делалось все больше и больше, а потом их набралось так много, что они заполнили собой все пространство — и превратились в пузырьки золотой шампанской пены.

Кеша опять увидел бокал — теперь он был полон шампанского. Девушка исчезла, а вместо нее появилась надпись:

ШАМПАНСКОЕ «VERA»

ЛЬЁТСЯ И ЗАКИПАЕТ!

ПЕНИТСЯ, БЬЁТ И МЕРЦАЕТ!

«На этот раз хоть локализацию нормальную сделали», — подумал Кеша.

Поп-ап начал медленно рассасываться в пространстве. Опять стал виден фейстоп. Кеша напряг лицевые мускулы, чтобы случайно не кивнуть, и вдруг поймал взгляд сестрички.

Ему почудилось, будто под ее глазом появился лиловый синяк. Он тут же понял, что это просто тень — но обида, затаенная обида, застывшая на милом лице, была, увы, настоящей.

Кеша сокрушенно уронил подбородок, и тут же ощутил во рту кисло-сладкое бульканье.

Сестричка тут же фыркнула смехом. Несомненно, она была в курсе того, что произошло — и какую роль в этом сыграла она сама. Печальные тени тут же исчезли с ее лица, и Кеша, чтобы задобрить ее, администрировал еще одну дозу шампанского. Но сестричка, похоже, уже одумалась — и решила, что дала Кеше слишком большой аванс. Она опять нахмурилась и изобразила на лице оскорбленную чистоту.

Но Кеша больше не боялся.

Он был счастлив — и запивал свое счастье вторым дозняком сладкой кислятины. Ради этого просвета в сумерках не жалко было потратить в два раза больше sharing points… Сколько там? Он взглянул на цифры и вздрогнул. Похоже, бежать придется не через пять дней, а уже через два. «VerA» была дорогой. Слишком дорогой…

Сестричка фыркнула смехом опять. Кеша, окончательно махнув рукой на доводы рассудка, кивнул последним мерцающим остаткам поп-апа — и принял на грудь третью дозу.

«Однако, — подумал он, — шампанское с утра…»

Через несколько минут это казалось не такой уж и плохой идеей. У него давно не было так легко и пузыристо на душе.

Сестричка себя выдала.

Она на самом деле не сердилась. Она притворялась.

И вообще, похоже, у нее было хорошее настроение. Она заходила за спины приложениям и даже сделала маленькие кривые рожки Яну Гузке.

Может быть, это его собственное легкое опьянение спроецировалось на нее? Скорей всего, именно так… То есть не скорей всего, а только так — и иначе просто быть не может…

Кеше в голову вдруг пришла жутковатая и завораживающая идея… Раз уж сегодня День Семьи… Почему бы и нет? Жить надо лихо. Иначе какая это жизнь?

— Сестричка! — позвал Кеша.

Little Sister обязана была откликаться на голосовые команды. Она вышла из-за фонтана немедленно. Но ее лицо стало хмурым — серьезно хмурым. И на нем, кажется, опять проступал синяк. Ну и пусть себе хмурится, подумал Кеша, ничего страшного…

— Слышь, сестричка… Я тут прикинул — а не прогуляться ли мне с моей толстухой? А то столько лет живем вместе, а она у меня на фейстопе так ни разу и не была…

Сестричка пожала плечами — в том смысле, что ей совершенно все равно.

— Ты это… Ты спрячься за фонтан, ладно? Так, чтобы она тебя не видела. А то заревнует…

Сестричка отвела глаза и поплелась за фонтан, всем своим видом демонстрируя облегчение — но не забывая поигрывать маленькой попкой в синих шортах. Вечная женственность… Как бы она там не научилась чему плохому у Каналоармейца… Впрочем, о чем это я.

Кеша повернулся к Мэрилин и кивнул порхающим над ее головой голубкам. Площадь размазалась в лучи и звезды, и Кеша оказался в своей супружеской спаленке.

Мэрилин уже ждала на семейном ложе. Она была накрашенной, напудренной — и совершенно голой. В ней было что-то от Клеопатры, пережившей всех своих змей. Она, похоже, обленилась до того, что даже не хотела выбирать наряд. Правда, накрашена и напудрена она была идеально, но Кеша догадывался: если бы ей пришлось проделывать косметические процедуры лично, вряд ли она выглядела бы так же.

Кеша попробовал ущипнуть ее за ухо. Мэрилин не посмотрела на него — только тихо всхрапнула. Кеша почувствовал раздражение. Совсем опустилась, подумал он, что она, абсент запоем пьет?

Впрочем, сегодня он сам был под градусом.

Кеша потянул супругу за руку — прочь из спальни. Он ожидал, что Мэрилин не пойдет сразу, и уже приготовился сослаться на День Семьи. Мэрилин, однако, не возражала. Она перевалилась на его фейстоп с тем же ленивым равнодушием, с которым принимала его ласки. Словно какая-то морская корова, честное слово.

Но особенно Кешу покоробило то, что она не пожелала в последний момент прикрыться — и так и вперлась на его фейстоп голой.

Тут даже слово «вперлась» не подходило. Кеша сообразил, что она вообще никак не участвует в происходящем — видимость движений, которые совершало большое белое тело супруги, возникала из-за того, что он увлекал с собой ее внимание, а это визуально трансформировалось системой в шаги. Мэрилин не смотрела на фонтан и почетный караул приложений. Она дремала. И чуть похрапывала.

Приложения провожали Кешу и Мэрилин взглядами. Кеша знал, что им все равно — но ему чудилось в их глазах легкое презрение. Ян Гузка, кажется, даже поднял бровь. Ну давай, зоопидор, давай, скажи что-нибудь интеллектуальное, подумал Кеша. Мы все так ждем.

Сестричка выглянула из-за фонтана и сразу же спряталась назад. Кеша мог поклясться, что при виде голой Мэрилин на ее лице мелькнула ухмылка — в конце концов, сестричка отражала его эмоции, а презрение и есть перевернутое отражение стыда.

Мэрилин все было по барабану. Наверно, так же ее волочили когда-то похмельную после очередной ночной встречи с братьями Кеннеди — вот только грим на ее лице тогда скорей всего размазался, да и шагала она вряд ли так упруго, как сейчас.

Даже сквозь опьянение Кеша ощущал свой позор. Приложения теперь внесут этот опыт в реестр и будут трансформировать свое поведение с учетом новой особенности хозяина. Будут, конечно, все так же рабски глядеть на него, но на дне их глаз появится еле заметная насмешка… Ничего, отучим. Палкой выбьем. Вместе с пылью. А для метадаты так лучше.