Андрей Макаревич - …Я вырос на ваших песнях

И вот в один прекрасный день бутылку шампанского вместе с несколькими другими, вдруг притихшими бутылками, аккуратно сложили в ящик, наполненный соломой, и все они куда-то поехали. По дороге ящик поведал, что им страшно повезло: их везут в ресторан — очень дорогой и очень известный. Бутылка шампанского почти не волновалась — все шло по плану. Судя по тому, что по приезде в ресторан ее поставили в холодильник, она поняла: скоро! Она чувствовала, как шампанское внутри нее замирает и пружинится, готовясь к выходу на сцену. Знаете, как медленно тянутся у бутылок последние часы перед самым главным? Точно так же, как у людей!

И вот наконец настал вечер, в зале ресторана зажглись огни, тихо зазвучала музыка. Бутылка шампанского представляла себе, как сейчас за столами рассаживаются красиво одетые господа и дамы, улыбаются друг другу, здороваются, целуют друг друга, шутят, листают меню. Она даже чуть-чуть подпрыгивала от нетерпения, а за ней все не шли и не шли! Холодильник то и дело открывался, и чьи-то быстрые руки выхватывали из него то бутылку минеральной воды, то блюдечко с маслом. Не то, не то! И вот, когда надежда уже почти умерла, дверь холодильника распахнулась как-то особенно торжественно, рука в белой перчатке нежно обняла бутылку шампанского за горлышко, и через мгновение она увидела себя стоящей на серебряном подносе рядом с двумя тонкими бокалами. А потом поднос медленно поплыл через горящий огнями зал, и бутылка чувствовала, как все гости ресторана провожают ее восхищенными взглядами. А потом официант остановился у маленького столика, за которым сидели двое: молодой человек в изящном костюме и необыкновенной красоты дама в строгом вечернем платье. В руке молодой человек держал маленькую коробочку, коробочка была открыта и в ней сверкало колечко с бриллиантом. «Вот это да! — успела подумать бутылка. — Он предлагает ей руку и сердце!» В этот момент официант ловким движением ослабил корону на ее голове, и шампанское выстрелило вверх волшебным салютом! «Поздравляем, поздравляем!» — кричало шампанское всеми своими пузырьками. «Счастья вам! — беззвучно кричала бутылка. — Счастья вам и любви!»

«Ты же знаешь, я не люблю шампанское!» — нахмурилась дама.

«Но по случаю…» — начал было молодой человек.

«Терпеть его не могу! — отрезала дама. — С детства».

«Ну хорошо, что тебе заказать?» — молодой человек, кажется, совсем не расстроился.

А бутылку шампанского поставили в ведерко со льдом. Лед медленно таял, и бутылка чувствовала, как с последними пузырьками из нее уходит жизнь. А потом молодой человек увел свою капризную даму, разошлись остальные гости, ресторан опустел, официанты, громко переговариваясь, убирали со столов грязную посуду, уборщица мыла пол и ставила стулья на столы ножками вверх. Один официант уже без всякого уважения ухватил бутылку шампанского за горлышко и унес на кухню. Там он отхлебнул из этого самого горлышка, скривился и вылил умершее вино в мойку с объедками.

Новый год в этот раз совсем не хотел наступать. Бывало такое настроение и раньше, но он всегда старался взять себя в руки и найти причину хандры. И это оказывалось несложно: например, неновогодняя погода. Ну в самом деле, какие тут хороводы вокруг елки и катание с гор, когда за окном плюс три, слякоть, все растаяло и похолодания не ожидается. В первый раз ему удалось уговорить себя, а потом и погода такая постепенно стала нормой — и ничего, привыкли.

Но сегодня просто все валилось из рук. Ведь главная обязанность любого Нового года, кроме того чтобы не опоздать и наступить ровно в полночь, — вселить в граждан уверенность в том, что он, Новый год, будет лучше уходящего. А для этого надо иметь эту уверенность самому. Вот в этот раз с уверенностью было плохо. То есть она отсутствовала напрочь. В мире творилось черт знает что: кризисы, ссоры, санкции, войны, висящие на волоске… Все это выглядело очень непразднично и, главное, никуда не собиралось деваться первого января. Как вели себя в этой ситуации коллеги по восточным странам, Новый год не знал — они почти не общались. Молча и торжественно проследовал мимо старший товарищ — еврейский Новый год. Наступил. Как будто все в порядке!

Ну, они и не такое видали.

В общем, после долгих раздумий Новый год решил не наступать. Взять и отменить наступление. Отложить до лучших времен. Ну раз он не в силах справиться со своей главной задачей. Он бродил вечерами по центральным улицам Москвы — вроде все как перед любым Новым годом: дурацкая иллюминация, бесконечные пробки, очереди и толкотня в магазинах, всеобщее возбуждение, которое могло показаться радостным, но он заглядывал в людей и видел, что почти все они стали внутри маленькими, злыми, озабоченными и колючими — и пытаются этим веселым возбуждением спастись от собственных мыслей. Возбуждение у них получалось легко, а вот веселье выходило ненастоящим, как у плохого массовика-затейника. Может быть, Новый год видел это лучше, чем сами люди. Люди, как правило, ни черта не видят. И смотреть на это было тяжело.

Неизвестно, каким образом информация о решении Нового года просочилась наружу — он ни с кем не разговаривал на эту тему, да и с кем ему разговаривать вообще? Но сегодняшний уровень распространения информации таков, что и говорить-то ни с кем не надо: подумал — и раз! Все уже обсуждают. А иногда даже не подумал, собирался только, а они уже написали, причем совсем не то, что ты собирался подумать.

Газета «Коммерсантъ» украсила первую страницу хлестким заголовком «С отступающим вас!», по экранам телевизоров понеслись всевозможные токшоу — от «Новый год: быть или не быть?» до «Новый год — еще один друг хунты». Утром тридцать первого декабря Новому году позвонили из администрации Президента и мягко, но убедительно попросили не раскачивать лодку. Несколько оробев (у него и телефона-то не было!), Новый год пробормотал, что обещает подумать, понимая, что врет: решение уже было принято.

А вечером тридцать первого на улицах стало пусто. Вообще-то в это время на улицах тридцать первого всегда становилось пусто, но сегодня было пусто как-то по-особенному — нехорошо. Люди по привычке собрались дома, накрыли столы, даже на всякий случай заготовили шампанское, включили телевизоры, где уже началась развеселая дребедень… Кое-где за столами уже налили по первой и теперь растерянно поглядывали друг на друга — за что пьем? Провожать старый? А уйдет, нет?

Новый год уже давно свернул с Тверской и шел теперь по каким-то старым переулкам — здесь было совсем тихо и безлюдно. Вдруг до него донеслось тихое всхлипывание — маленькая девочка сидела на скамейке у подъезда и почти беззвучно плакала. На ней была вязаная шапка с кошачьими ушками, лицо она спрятала в воротнике шубки и была похожа на замерзшего зверька семейства кошачьих. «Ты что плачешь? Что случилось?» — спросил Новый год, присев рядом. «Мама… говорит… Нового года не будет… а мне Дед Мороз обещал мобилку… розовую…» — с трудом разобрал он сквозь всхлипывания и сопли. Пару минут он еще сидел неподвижно, напитываясь безутешным девочкиным горем, затем вздохнул, зачем-то потрепал ее за кошачье ухо, встал и твердым шагом двинулся в сторону центра — наступать.