Николай Евдокимов - Происшествие из жизни...

Но вот Рахасен поднял голову. И Трижды Величайший увидел, как лицо его исказилось в гримасе ужаса. Так преображаются лица людей, когда видят они смертельную опасность.

Рахасен подбежал к Людмиле Павловне, упал, прикрывая ее своим телом, по-прежнему с ужасом смотря в небо. Что он видел там?

Трижды Величайший перевернул страницу. Но она была мутна. Проклятая Книга! Даже будущего уже не могла предсказать.

Не могла, но пыталась, потому что трепетали ее страницы, становясь то белыми, то черными, то синева их заливала, то краснота. Цвет менялся, контуры каких-то неясных фигур качались, мелькали, захлестывали друг друга, как валы земного бушующего океана.

— Проклятая Книга! — вскричал Трижды Величайший и в это мгновение услышал за спиной смех. Это Адуи смеялся. Когда и как он появился? Ведь Трижды Величайший велел исчезнуть даже Чалапу.

— Вон! — крикнул Трижды Величайший.

Но Адуи не испугался его гнева.

— Что ты хочешь увидеть в этой Книге? — спросил он.

— Вон! — повторил Трижды Величайший.

— То, что ты хочешь увидеть, ты не увидишь, — сказал Адуи. — Рахасен стал человеком и погибнет от оружия, изобретенного человеком. Твоим же сыном — Каином и его потомками. От него не останется ни духа, ни пепла. Он исчезнет, будто и не было его. Каин снова убьет своего брата.

— Сгинь! — вскричал в гневе Трижды Величайший.

— Вот как ты завопил, когда коснулось тебя самого! А до этого готов был сладострастно обгладывать человеческие несчастья, как кости собака. Человек — вот кто воистину Трижды Величайший!

— Замолкни! — Трижды Величайший схватил Адуи за бестелесное тело и выбросил в окно. Адуи улетел в пространство, только смех его, утихая, гулко звучал в пустоте.

Страница Книги Судеб по-прежнему волновалась, как бушующий земной океан. Трижды Величайший хотел ее вырвать и разметать в клочья, но вырвать хотя бы один листок из этой Книги было не под силу даже ему.

Он понял: здесь записана гибель Рахасена. Что Рахасен и его возлюбленная увидели в высоком небе? Почему страх смерти перекосил их лица?

Неужели конец? Неужели вновь обретенное отцовство — только мгновение в его, Трижды Величайшего, бессмертном существовании? Он, когда-то всесильный, всевластный, бросивший вызов Не Имеющему Имени, он уже ничего не может сделать, не может заставить людей повиноваться своей воле.

Кто же он, называемый Трижды Величайшим, сидящий здесь на дырявом диване в пустом дворце, смотрящий на мертвую копию земного сада, того самого, где когда-то полюбил земную женщину? Кто он? Которого проклинают люди, приписывая ему все свои несчастья и все свое зло?

Он раб Не Имеющего Имени, который Везде и Нигде. Раб — не более.

Страница в Книге Судеб трепетала, как на ветру, она шелестела, ее будто мял кто-то, но, собираясь в комок, она тут же распрямлялась и снова собиралась в комок.

Рахасен! Сын мой! Что ждет тебя? Неужто прав предавший Распятого: от тебя не останется ни духа, ни пепла, а я, Трижды Величайший, обречен снова на бесконечную пустоту? Найдя тебя, тут же потерять, забыть? Но забыть невозможно!

Мгновение, остановись!

Страница Книги Судеб трепетала, как лист на земном дереве, обдуваемом ураганным ветром, и цвет ее приобретал все более и более багряные оттенки — цвет человеческой крови.

Никогда, во все тысячелетия от первых земных времен, Трижды Величайший не обращался к Сотворившему, Не Имеющему Имени, никогда, потому что ненавидел пославшего его в царство тьмы. Но сейчас Трижды Величайший вспомнил о нем, о Не Имеющем Имени. Унизиться? Воззвать к его милосердию? Какое может быть унижение!

— Ты, Не Имеющий Имени, Который Везде и Нигде! — вскричал Трижды Величайший. — Я раб твой, я твой слуга, я бывший твой ангел, я не роптал, я исполнял твою волю, мое царство переполнено душами отринувших тебя и твои законы, я наказываю их во имя твое. Я обращаюсь к тебе! Ты слышишь? Спаси моего сына, не дай ему превратиться в ничто! Не Имеющий Имени, ты слышишь?

Но, как ни кричал Трижды Величайший, ответом ему было молчание.

— Я раб твой! — взывал он. — Накажи меня, но оставь сына. Останови людей! Откликнись, Не Имеющий Имени!

Долго взывал в пустоту Трижды Величайший, и, когда, отчаявшись, упал на диван, поняв, что Не Имеющий Имени не отзовется, он услышал его. Голос звучал ниоткуда и отовсюду. Трижды Величайший не то чтобы слышал этот голос, звука словно и не было, но слова звучали, словно в нем самом, в Трижды Величайшем, раздавались они.

— Слышу, — звучали слова, — где же твоя сила? Твоя воля?

— Я раб твой! Я служил тебе верой и правдой. Спаси моего сына, останови людей… Я ненавидел тебя, но я буду благословлять тебя.

— Что мне твоя ненависть или твоя любовь? Исполняй то, что тебе предназначено.

— Спаси сына, — крикнул Трижды Величайший, — только ты можешь обуздать людей, ты всесилен…

— Да? Всесилен? — Трижды Величайшему показалось, что Не Имеющий Имени засмеялся. Или это еще доносился смех Адуи? — Вспомни о судьбе моего сына, распятого людьми…

— Нет, нет, ты все можешь! — кричал Трижды Величайший. — Я верю в твое милосердие и в твою силу. Или ты хочешь второго потопа? Все они наши с тобой дети! Наши — твои и мои!

Он кричал, но не слышал ничего в ответ. Не Имеющий Имени молчал.

Страницы Книги Судеб становились все багрянее и багрянее.

И тогда, призвав всю свою волю и всю свою силу, веря и не веря в то, что его услышат, Трижды Величайший простер руки над Книгой Судеб и закричал. От этого крика задрожало царство тьмы, плоды посыпались с искусственных деревьев, потухли светильники, холод ворвался туда, где горел огонь, а там, где был лед, вспыхнул огонь. Дыхание Трижды Величайшего, как земной смерч, охватило все иные пространства и миры.

Он кричал, простирая руки над Книгой Судеб:

— Люди! Смертные! Остановитесь!

Оставалось только надеяться на благоразумие людей, вершителей судеб вселенной…

…— Что с тобой, Трижды Величайший?! — в ужасе завопил Чалап.

Не осмеливаясь притронуться к Трижды Величайшему, он толкал что есть силы старый скрипучий диван, на котором — невероятно! — спал — да, спал! — Трижды Величайший и кричал во сне, сотрясая стены, заглушая неистовый плач грешников.

— Проснись, Трижды Величайший!

Трижды Величайший рывком сел. Обшивка дивана лопнула, из-под нее с треском выскочила ржавая пружина, выбросив наружу клочья старой, слежавшейся, пропахшей пылью ветоши.

— Что ты сказал? Ты что сказал? Как ты осмелился? — зацепившись халатом за пружину и вытягивая ее все больше, Трижды Величайший в негодовании схватил Чалапа за горло.

— Ты спал, Величайший! Прости! Но ты спал! — хрипел Чалап.

— Спал? Я? — Трижды Величайший оттолкнул его. — Ты в своем уме?