Олег Мальцев - Желтое воскресенье

Мужчина постоял, понемногу приходя в себя.

Следом из вагона спустился пожилой проводник, нацмен, черный как головешка. За остроконечной оградой бойко прогрохотал грузовик, оставив клубы пыли, а мужчине — воспоминания чего-то близкого, болезненно пережитого.

Осторожно перепрыгивая через рельсы, он направился в город. Когда же вышел на площадь, с удивлением заметил, что города, собственно, и нет, ибо он весь тут, перед глазами, в складках местности, и закрыт по самые крыши зеленью. Меж домами неожиданно сверкнула вода; он прошел дальше, не понимая, что это такое. Открылось гигантское водное пространство. Море! Конечно же, оно! Как это он сразу не понял! Не было ни страха, ни радости, ни разочарования, ни другого подобного чувства — скорее всего, удивление и любопытство. Эта масса воды была белесой и нестерпимо сверкала, словно играла тысячью мельчайших зеркал.

К берегу деловито приближался пароходик — скорлупка с грязной трубой, которая то и дело выбрасывала узловатые клубы дыма.

Подойдя к берегу, пароход неожиданно тонко засвистел — но это был не весь звук, а только начало, и вскоре все огласилось басом. Издалека вдоль берега приближалась живая пенистая полоска прибоя.

У самого края Черного моря на песке лежала женщина и смотрела вверх бирюзовыми глазами. Мужчина перешагнул зеленую оградку и приблизился к ней.

— Ого! — сказал мужчина. Он стоял смущенный и радостный, оттого что увидел человека, с которым можно поболтать. Ему показалось, что где-то уже встречал эту молодую женщину. — Где это я вас видел? — спросил мужчина.

Женщина резко поднялась, ее брови удивленно округлились.

Презрительно ответила:

— В кино, конечно. Боже мой, как это старо!..

Наверное, от жары ее голос показался вялым и глухим. Большая зеленая муха медленно ползла по ее ноге. Мужчина почувствовал себя мухой. От этой мысли ему стало весело.

Неожиданно для себя он заключил: зрачки женщины напоминают морские камешки под слоем зеленоватой воды.

Она с интересом наблюдала за ним:

— Вы что, никогда не видели моря?!

— Только в кинематографе, но это не то… — Он внезапно замолчал, смущенно переминаясь.

Песок прыгал в ее руке.

Мужчина присел рядом, и тогда обнаружилось, что женщина на голову ниже. Оттого, что голова женщины приходится по его плечо, ему стало жарко.

— Если откровенно, я здесь тоже впервые. Посмотрите, как уже загорела!

— Я все пытаюсь понять цвет ваших глаз и не могу.

Женщина ответила резко и грубо:

— А я смотрю: стоит пижон — и думаю, что он еще скажет… И потом — я не люблю стриженых.

— Я милиционер… В результате… — Он поперхнулся и уже строго добавил: — При исполнении…

Уже поздно вечером, сидя на пикейном одеяле в палате санатория, мужчина перебирал вещи: костяную мыльницу, зубную щетку, полотенце, потом, увидев еще одно на стуле, бросил свое полотенце в чемодан и, вдруг вспомнив, достал со дна чемодана газетный лист, сложенный вчетверо. Развернул его, прочел: «От нашего специального корреспондента. Вчера на Трубной площади было совершено покушение на постового милиционера столицы. Вражеский нож, войдя на три пальца в спину, прошел близ мужественного сердца, не задев его. Жизнь постового милиционера Степана Брагина в опасности! Опытные врачи самоотверженно борются за жизнь пионера регулировочного движения,

К сведению читателей: бандит схвачен на месте преступления. В поимке помогли сознательные молодые гражданки, работницы фабрики „Всемирный труд” Маша Д. с подругами».

Брагин тихо улыбнулся и с удовлетворением сложил газету.

Столовый зал охвачен беломраморной колоннадой, верхушки колонн как бы зажжены красноватым отблеском витражей. За хрустящими скатертями идут маленькие веселые баталии: взлетают ножи, звенят тонкие стаканы, снуют вилки, сочно погружаясь трезубцами в мясо, играют бронзовые мускулы лиц, — все это создает непринужденную атмосферу санаторного завтрака. А в центре зала под белоснежным потолком висит льдистая, сверкающая глыба люстры.

И все-таки Брагин ел плохо, без аппетита. Его взгляд равнодушно скользил по залу, общее веселье, живая сутолока быстро утомили его. Он с облегчением оставил завтрак и вышел на воздух, укрывшись в тени кипарисовых посадок.

Был конец апреля, когда море еще прохладно, а зелень уже буйно идет в рост. На обнаженную руку Брагина уселись комары. Он равнодушно наблюдал, как, напившись крови, они сыто падали в траву.

«Тоже мне завтрак», — презрительно подумал Брагин.

Мимо прошумела стайка девчат с полотенцами через плечо. У беломраморной беседки была разбита большая цветочная клумба, пожилые мужчины и женщины в широких панамах от солнца сидели подле цветов на низких стульчиках. Издали казалось, что они греются у многоцветного пламени костра.

Погода в полдень переменилась, белесая дымка исчезла, солнце и небо очистились от кочующих облаков. И тут произошло событие, которое сам Брагин не мог толком объяснить, что это: рефракция света или внутреннее волнение.

Он увидел женщину с мягкими льняными волосами, ее золотистый профиль словно вспыхнул на солнце.

Брагин подошел ближе, женщина росла прямо на глазах, сначала ее фигура закрыла жилые постройки, затем половину неба и, наконец, всю противоположную сторону, но силуэт из темно-зеленого превращался в прозрачно-голубой.

Брагин старательно потер глаза, даже близоруко сощурил их, все равно не помогало: его взгляд постоянно ускользал в сторону от предметов. Он не видел ни эмалевых листьев тополя, ни стрекоз с прозрачной конструкцией крыла, ни кузнечика, одетого в зеленый капюшон, ни даже, чего проще, ромашки, стоящей одиноко, как балерина в короткой белоснежной пачке. Отныне объектом его зрения стала земля. Огромные распаханные куски земли предстали перед его взором, словно он находился над ней в состоянии полета.

Какая-то побудительная сила толкала его вперед. Он кружился по парку, но не находил себе места. Его тянуло уединиться и хотелось быть на виду у всех, бродить босиком по траве, собирать полевые цветы, петь, дурачиться и свистеть. Соединение холода и жары мирно уживалось в нем.

Брагин увидел группу людей, обступивших небольшую скалу с минеральным источником. Женщины зачерпывали воду и медленно пили, запрокинув головы, словно горлицы.

В середине группы стоял человек с воспаленным от бессонницы лицом. От его голоса у Брагина пересохло в горле.

— Посмотрите на эту мрачную землю, — сказал человек, протягивая руку вперед. — Она красна. Это земля Марса. Она также безводна.

Человек с грустными глазами чем-то нравился Брагину, но вместе с тем было жаль его, этой необходимости говорить в такой солнечный день о засухе и печали.