Алексей Шерстобитов - Онколига [СИ]

Вот сам подумай…, и ведь мало кому есть дело до последствий «химии» той же… врачам то, между нами говоря: сделал, отстрелялся, а дальше, хоть лес расти! Вот недавно привезли мужика в сопорозном стоянии с возбуждением из-за боли. Помочь никто не мог — все отказались. Обалдеть, я первое, что спросил у родственников, в туалет по большому давно ли ходил? Две недели! Две недели Ваня, да в нем уже говна больше, чем кишок! Клизму сделали и все, в себя пришел, боль утихла. Ну это же просто! Такая же ерунда была с другим…, родственники в панике, а ты сам знаешь, прежде чем с ней справиться, с паникой с этой, нужно внимание человека обратить на ее причину и объяснить, что окружают его миллионы с таким же диагнозом, заставить вспомнить зачем ему жизнь дана Богом…, в общем у этого мочу спустили их мочевого пузырика и ожил!

— Ну вот это ты такой, а другие что…, что в них не так-то в докторах-то? Какие-то многие врачи не такие…, может, ошиблись при выборе профессии или ожидали миллионов от больных, а может быть, что в нас самих не так?! Они ж нашу лигу и нас в ней ненавидят, многие так и заявляют, мол, зачем приперлись, лучше идите гробик заказывайте, а медикаменты нечего на вас изводить, мол, все равно сдохните! Так все сдохнут то, рано или поздно, жизнь это вообще болезнь и боль сплошная!

— Да причины то разные, кто-то конечно, ошибся, кто-то пошел из-за денег, кто-то…, кто-то к себе отношения чиновников, начальства тупорылого и жадного не выдерживает и все на вашу голову сваливает и вас во всем винит, кого-то дома тоска и разрушение семьи слопало…, ну по разному, тут идея то еще вот в чем… Ну скажем, мы привыкли, нас так учили и наставляли, бороться с острой болью просто: сделал укольчик и порядок! Что такое хроническая боль понять сразу невозможно, да об этом то и подумать страшно — человек не может представить, из-за одного ужаса представления подобного, что значит болит постоянно и нестерпимо…, ведь бывает еще боль, которую терпеть можно, а тут — лучше смерть, чем она! Понимаешь?! Нам сами приходилось ломать себя психологически, «бить» себе же по рукам…, не спешить, как принято делать блокады и перидуральные анестезии. А ведь боль можно снять проще и с меньшими осложнениями! Понимаешь, у нас в министерстве то, как и везде — цифра глава всему! Онкологи как привыкли…, привыкли оперировать цифрами — что чиновники просят, то и даем, а какова цена этого излечения, какие страдания переносят больные — это вам не надо знать, достаточно, что знают сами больные! Вот этим, прежде всего, в забугорье и лучше, там подход именно такой, а нам словно специально не дают поменять!

Между прочем, паллиативный то подход он же хорош, да что там прекрасен, применим, даже спасителен…, е-мое, ну почему вот все мимо него?! Вот как помочь больным с запущенными формами сахарного диабета, когда боли эти нейропатические, просто не выносимы…, инсультные больные то же ведь в этом секторе и так далее? А вот мы знаем, но нам «зеленый свет» не дают, а теперь и вовсе гонят! Кстати, эти больные живут дольше онкологических, а значит, и мучаются больше, представляешь?!

Вот взять бы этих…, вот чтобы вот они поняли, какая боль, хоть примерно, переносится и вставить в одно место электрод…, да нет, как деньги увидят, забудут пожалуй

— Так может вставить и не вынимать?!

— Аааа… Я как подумаю, что она просто непереносимая, так мурашки по коже с бутылку 0,75 величиной — сейчас бы горлышко промочить!.. Ну вот, что бы понять, что за боль, Иван Семенович, ну вот попробуй следующее. Вот скула, нащупай точку на челюсти, да-да за последними зубками, на самом сгибе ее, вот нащупай мышцы, которые сжимают челюсти то твои…, ага теперь между нажимай пальцем, да сильнее, так поводи — там болевая точка..

— Ой… Ничего себе…

— Вот ее обычно используют акапунктурщики при зубной боли, массируют…, не не, ты надави сильно и держи.

— Да это невозможно, ничего себе боль-то какая… Такой и не было у меня никогда!

— А вот они постоянно под такой! Как ее терпеть? Никак, вот и вылетают в окна, как сбитые летчики! А вот сидит иной врач, держа в руках оное постановление от безмозглого чиновника, и выписывает раз в неделю, принесенному родственниками из дома лежачему, умирающему больному, несколько ампул, которых только на день с его болями и хватит, мол, больше нет и больше не положено, а сам глазиком мигает, мол, за отдельную плату все возможно, а иные и, правда, боятся, это ж можно лет на десять на нары загреметь по этим законам, а чиновникам все равно, они же или за границей, или в ЦКБ или еще где лечение проходят, а там для них обожаемых все есть и все бесплатно!

— Ну и чего делать? А закон, а суд, а президент, ааа…

— Ну ты то, вроде умный человек… Суд говоришь? Тут совсем недавно один суд замечальный, обратил внимание, как в нашем случае прокуратура, на здание детской больницы, опять таки онкологической. Детской, Ваня, детской!.. К суду близко, здание прекрасное, да вообще, что ехать двадцать минут до своей поликлиники, когда до этой всего-то, через дорогу перейти…

— Ииии?…

— Да… Общественность несколько месяцев боролась, родители организовали круглосуточный патруль и оборону, даже Явлинский приезжал, совестивил…, да видно, в другом месте это штуку искать у таких нужно. Пообещали, что все остается на месте, и в течении двух недель, запугав всех от врачей до родителей, забрали под себя…

— А детей, а клиника, ааа?…

— Это, друг мой… «А» — первая буква в алфавите! Кажется в этом алфавите эта «А» о существовании других не ведает!.. — Последние слова добаюкали Сталина, отключаясь, он вкатился в какой-то странный сон, даже не замечая неудобства ложа, забыв о странности своего сегодняшнего положения. Снился Явлинский, Хлыст, Семен, маленькая Викуля, несшие огромный плакат с надписью: «Не жизнь не равна, а ее обстоятельства различны для каждого! „Бесссертных“ под суд! Ване „Полторабатька“ — свободу!»…

Суд не состоялся, «яблочники» успели уладить все раньше, и скоро «взяли» на поруки всех троих, включая и Ивана, чему он порадовался, поскольку такое покровительство лишним не бывает. Вместе с радостью пришли и некоторые печальные моментики — денежки из портмоне почти все исчезли, поэтому пришлось в довольно обессиленном и болезненном состоянии добираться до дому на государственном транспорте, чего он не делал уже пару десятков лет, а ввалившись в свою квартиру, не обнаружил ни Хлыста, ни его признаков жизни за последние сутки.

Иван обладал хорошей зрительной памятью и привычкой напоследок, перед уходом, запоминать все в обстановке помещений до мелочей. Лежащие на своих местах все, без исключения, предметы, говорили о том, что последним, кто здесь находился, был он сам.