Алексей Шерстобитов - Онколига [СИ]

— Ты чо натворил, рожа мусорская?! Ты завалил…

— Вань…, ну ты ж сказал «валим», я и… того…

— Оооо… — послал Бог «подельничка»… Я же ему слово дал…

— Но я то не давал…

— Ну так-то даааа… От молодец, аккурат в лоб!.. — Во входную дверь начали бить ломами, и времени уже не оставалось. Сталин схватил коляску и что есть мочи повез Хлыста к «очагу». Пролетев все двери, он закрывал каждую, выскочив наружу, юркнул не в подворотню, а в дверь, захлопнув ее так же, как и все остальные. Подойдя, тяжело дыша, к выходу из подъезда, сначала, вышел сам, огляделся вокруг — все тихо. Вернувшись за Андреем, обнаружил его без сознания…

Через несколько минут такси везло двоих сосредоточенно нахмуренных и молчавших мужчин в сторону одного из самых известных храмов города, о котором полгода назад говорил отец Олег. За два квартала машина притормозила. Таксист помог, вытащить из багажника коляску и посадить в нее совсем потерявшего вес, бывшего следователя, а теперь, человека восстановившего справедливость весьма оригинальным образом…

У храма раскинулось озерцо, рядом с дорожкой стояла скамейка, почем-то потянуло к ней. Иван присел, чувствуя у обоих острую необходимость прежде вхождения в храм, выговориться.

Оба сидели друг рядом с другом, глядя на водную гладь, вслушиваясь в мысли соседа — Сталин на скамье, Хлыст на кресле — каталке. Тяжелый предстоящий разговор нагнетал в груди давление, пока не нашедшее выхода. Постепенно звуки внешнего мира сузились до концентрации на дыхании друг друга, а все внешнее воплотилось в плоскости поверхности водоема. Теперь существовали только двое, неожиданно осознавшие необходимость начала исповеди друг пере другом.

— Андрюх, ты ж мент…, ну и как ты перешагнул-то?… — С себя начать было сложно, Иван искал, хотя бы толчка. Хотя сказать, что его не интересовал вопрос, каким образом Андрей переступил непреодолимую для него грань, было бы неверным. Хлыст тоже испытывал необходимость высказаться, но вторым, потому парировал:

— Сначала расскажи о себе…

— Да что рассказывать-то… — Ну слово дано было, значит нужно выполнять. Часть дороги, минут десять, «Полтрабатька» рассказавал о себе, уже никак о «Полторабатьке», а об «Ангеле», бывшем, когда-то на слуху загадочном персонаже, якобы исполнявшем специфические заказы, поступавшие от родителей, дети, которых пострадали от насильников и педофилов. Конечно, это была наполовину легенда, хотя эта «погремуха» принадлежала именно Ивану. Сталин убивал не только маньяков и насильников, в списке отправленных им на тот свет, были разные персонажи, в том числе и бандиты, и бизнесмены, и чиновники — этих людей он не знал, но был уверен, что без греха, среди них не было — просто мишени…

— Ну, теперь твоя очередь, если ты, конечно, не в шоке и говорить можешь…

— Почему-то я так и знал, в смысле недавно начал догадываться…, хотя вот «Ангелом» ты меня удивил, я был уверен, что это миф! Да и сейчас-то не до конца верю… Яяя…, вот сейчас…, знаешь, вот смотрел я на этого «Нечая», ну вот сколько раз он уходил от ответственности, вот смотрел я на него…, он же на десять пожизненных наворотил! А деньги…, какие он деньжищи отдавал, что бы откупиться! Он же половину наших скупил…, и вот смотрел я на него и вспоминал… Соберешь на него несколько томов «доказухи», а он даже до суда не доходит, вот разве это закон?! Разве так должно быть…, смотрел и думал, вот если знаешь ты что виноват человек и доказал это…, вот что делать?! Почему я не имею право, зная, что его отпустят, не исполнить приговор, которого он достоин?! Вот других же судят! Может быть, они и откупились бы, но нет у них денег или там еще что не срослось…, ну вот почему такая несправедливость?! Я ведь себя в этом винил, мол, значит, собрал доказательства, факты, свидетелей не должным образом, так сказать не убедившие закон…, а вот сейчас смотрел и вот подумал: «Ведь уйду скоро, Вань, а он останется…, и будет продолжать, ну где здесь справедливость?! А я всегда мечтал испытать это торжество справедливости, да только собирал, доказывал, расследовал, а делали или не делали дальнейшую работу другие, может быть от того ни разу и почувствовал, что бы, вот, сам начал, сам продолжил, сам до конца довел!»… И вот представляешь, как только эта мысль закончилась, ты будто специально и скомандовал «валим»…, ну и само все…

— Зажег ты, Андрюх, зажёг и меня, сейчас, а я ведь правда, собирался ему жизнь оставить… И вот еще…, вот такая вот мысль…, я, извини напрямую — а вот я в твоих глазах то теперь, должно быть, как и «Нечай»! я же тоже ушел от справедливости, хотя натворил то не меньше! Ну вот если ты хотел так справедливости, теперь добился ее, ведь я же должен быть следующий! Разве нет?

— Аналогия — вещь неблагодарная…, параллели, конечно, есть, но знак «равно» между вами ставить, все равно что признать одним животным волка и шакала. Ты…, дааа…, ну что сказать…, смешанные у меня теперь чувства, но вот знаешь, ну нет такого желания, как с «Нечаем», ну вот не хочу я в тебя пистолет этот вот разрядить — нет и все! Господь тебе второй шанс дал, а я кто, что бы по-другому решать?! А у «Нечая»…, он ведь до конца жизни, сколько бы ему шансов не дали, ни одним бы не воспользовался! А и потом…, у него мотивация простая — нажива и ничего больше, а у тебя…, тут все гораздо сложнее, так что…, дорогой мой, ради Бога не потеряй этот шанс!..

Сзади неожиданно послышался легкий нарочитый звук кашля… Оба резко обернулись, увидев батюшку с большой, с проседью, кудрявой бородой. Улыбаясь, немного странно, он поклонился и низким таким голосом расставляя акцент на каждом слове, произнес:

— Ну что, рабы Божии, протягивайте руки… — Оба, каждый по силам своим, протянули две руки, как протягивают их по «одевание» наручников.

— Нет, нет — правую ладонь поверх левой, вверх, вверх ладонями — благословлю… Почему то жду я вас… Во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа… Ну пошли, пошли, исповедую вас, раз такое уже услышал… И не бойтесь — людей надо бояться злых, а не Бога Слова… — Первым, уже зайдя в большой светлый храм, исповедовался Хлыст. Чтобы его понимать, священнику пришлось совсем низко наклониться к болящему. Бывший следователь говорил не останавливаясь, изредка отвечая на вопросы, в конце вынул из кармана спинки сидения пакет с коробочкой, что-то сказал, опустив взгляд в пол…

«Полторабатька» некоторое время наблюдал, присев на пуфик у окна, подумывая: «Наверное» и из сказанного на улице, мало чего понял, а если и понял, что ж тут страшного-то…» — мысли эти текли без сопровождения опасений и сомнений, пока не прервались вбежавшим служкой. Отче махнул рукой, мол, исчезни, тот был настойчив:

— Владыко!.. — Обращение это никем не воспринялось должным образом, скорее, как должное, ибо оба: и исповедающийся, и готовящийся пребывали под влиянием почти благодати, которой иногда награждает Господь кающихся. Монашек же не унимался: