Януш Вишневский - Все мои женщины. Пробуждение

— Она начала было, но не закончила. Я только знаю, что она нашла в кармане моего пиджака билет на поезд на имя Скерстаппа.

— Так и было, хотя, как потом выяснилось, пиджак был вовсе не ваш. Это самая загадочная часть истории, — ответил Маккорник, поудобнее устраиваясь на стуле.

— Когда мы уже констатировали у вас кому и состояние ваше после двух эпизодов клинической смерти стабилизировалось, необходимо было уведомить вашу семью о том, что вы находитесь у нас. Не то чтобы это было обязательное формальное требование, но в нашей клинике это принято. Для нас всех было странно, что вас никто не искал, что никто вас не хватился, никто по вам не скучал, — говорил он.

— Кроме этого билета, у нас не было ничего. Мы разослали полициям Голландии, Бельгии, Люксембурга, Германии, Италии, Австрии и Швейцарии стандартную форму с вашей фотографией. Неделю искали пропавшего внезапно человека по имени Бьорн Скерстапп. Но никто такого не терял. По крайней мере никто официально не заявлял о его пропаже. Мне это казалось мало правдоподобным. Вы совсем не были похожи на брошенного всеми бездомного. И тогда моя жена подсказала мне мысль, до которой я должен был додуматься самостоятельно. Если этот Скерстапп вышел в Апельдорне, а ехал в Амстердам, где заканчивал свой путь поезд из Берлина, то кто-то должен был обнаружить его багаж в пустом купе. Например, кондуктор, который делает обход вагона после окончания поездки, или работники голландской железной дороги, которые убирали в вагоне, если кондуктор попался невнимательный. Ну, естественно, при условии, что багаж у вас был. Но все, однако, указывало на то, что он таки у вас имелся. Никто не поедет из Берлина в другую страну, даже сейчас, когда внутри Европы нет границ, не взяв с собой абсолютно никаких документов, а у вас при себе документов не было. И телефона мобильного не было, что в наше время, согласитесь, является крайне экстравагантным. Моя любопытная и по натуре своей очень упрямая жена в тот же день поехала на Центральный вокзал, и в бюро находок ей показали небольшой чемоданчик, найденный в день вашей поездки и в вагоне, указанном в найденном билете. В тот день нашли только этот один-единственный чемодан, а значит, он точно мог принадлежать только вам! Правда, это нам особо не помогло. Кроме двух рубашек, пары штанов и двух комплектов белья, прижатых досочкой из фанеры, а также небольшой косметички, в чемодане ничего не было — ничего, что позволило бы вас как-то идентифицировать.

К счастью, работница этого бюро вспомнила, что в тот же день к ним принесли кошелек и телефон, оставленные на стойке в вагоне-ресторане. Из рапорта официантки следовало, что они принадлежали пассажиру, который вышел из вагона непосредственно перед станцией Апельдорн, не заплатив по счету за два бокала вина, и не вернулся. Моя жена вытащила из вашего кошелька немецкий паспорт и по телефону описывала лицо на фотографии. Бинго! Это были вы! Я немедленно отправился на вокзал с запросом на то, чтобы все эти вещи получить на хранение.

— Мне их, разумеется, выдали. Но только после того — вот же скупые голландцы! — как я заплатил за вино. Если кто-нибудь когда-нибудь будет говорить, что шотландцы скупые — это будет означать только то, что он никогда не жил в Голландии. Настоящий голландец даже с автоматом на парковке стал бы торговаться, если бы мог, — добавил Маккорник, громко смеясь.

— Я проверил, уж вы простите, ваш кошелек. Нашел там помятую фотографию маленькой девочки в белом платьице и фотографию рыжей, очень красивой, гораздо моложе вас женщины. Значит, без сомнения, в вашей жизни были люди, которых следовало уведомить о вашем местонахождении. Никто не носит в кошельке фотографии людей, на которых ему плевать. Я немедленно сообщил в полицию в Берлине. И у них все сошлось. Вы уже числились среди пропавших. Они получили эту информацию о вашем внезапном исчезновении благодаря какому-то бешеному коту. Потом посреди ночи мне позвонила на дежурство Сесилия. А через два дня она появилась в клинике. И всех тут очаровала: Лоренцию, которая, если бы можно было, ее удочерила бы, Эрика, который нарушил все правила и позволил поставить компьютер в вашу палату, и в конце концов — и меня. Я никогда не вступаю с семьями пациентов в более близкие отношения, чем официальные консультации в клинике, а вот ей дал свой личный номер телефона. Что-то в ней есть такое, что она своей уверенностью может пробить любую стену. А через два дня приехала в Амстердам и та молодая, рыжеволосая женщина с фотографии в кошельке. Никогда в жизни я не видел, чтобы кто-нибудь плакал такими огромными слезами…

Маккорник замолчал и какое-то время перекладывал книгу из руки в руку.

— Но это еще не вся история, — произнес он наконец.

— В ней появился и определенный криминальный оттенок. А как же. Около четырех недель спустя с клиникой связался настоящий Бьорн Скерстапп. Он позвонил из Осло. Исключительно грубый и невежливый человек. Он желал с вами поговорить. Не хотел считаться с тем, что люди в коме вообще обычно не разговаривают. Он нашел в своем пиджаке чек из магазина в Берлине. Вы расплатились за корм для кота своей кредитной карточкой. Вот таким образом он и выяснил, что пиджак-то у него чужой. Ибо он не то что кота не имеет — он котов ненавидит и в Берлине не покупал ничего, кроме билета на поезд до Амстердама. К тому же ваш пиджак, хоть размер и совпадал, жал ему в плечах и, вообще, был, по его мнению, какой-то дешевой подделкой из Китая. Поэтому он хотел получить обратно свой пиджак, который вы, якобы воспользовавшись ситуацией, подменили в купе этого самого поезда в Амстердам. По его словам, вы ему сразу показались подозрительным, еще когда сели в купе на его место и, цитирую, «выразили невербально свое неудовольствие, когда вынуждены были это место очистить!». А я по номеру вашей кредитной карты, что не совсем законно, нашел ваш адрес в Берлине. Пока вы спали, ни на что не реагируя, Скерстапп, который является гражданином Швейцарии, обратился за помощью к своему адвокату в Лозанне. Тот состряпал официальное письмо в полицию Германии с обвинением вас в краже. И прислал его на адрес нашей клиники — временный адрес и на ваш также. Я пригласил этого Скерстаппа вместе с его адвокатом в Амстердам. Он должен был приехать с вашим пиджаком. Никак не хотел смириться с тем, что мы не вышлем ему ничего без вашего согласия. А это согласие вы дать никак не могли. Этого он тоже не хотел понимать. Так же, как его адвокат. С моей стороны это был продуманный шаг вперед, потому что было весьма маловероятно, что вы очнетесь от комы только для того, чтобы полюбоваться на какого-то конченого идиота и неисправимого зануду из Осло. Скерстапп не появился в Амстердаме до сих пор, но переписка с его адвокатом продолжалась еще довольно долго — почти два месяца. Мы вам потом покажем эту коллекцию писем вместе с вещами, которые находились в том несчастном пиджаке. В подходящий момент. Потому что сейчас у вас есть дела поважнее.