Александр Бренер - Жития убиенных художников

Меланхолия Пепперштейна — это мандельштамовская тоска по мировой культуре, разбавленная советским, пионерским киселём. Поэзия Мандельштама была страстью и тоской по Логосу. А Паша просто тихонько, уютненько ностальгирует — между своими холостяцкими удовольствиями. Он — похотливый безвозрастный интеллигент, изнывающий по горней Лолите. Мандельштам же назвал себя разночинцем. Тут — между интеллигентом и разночинцем — грандиозная разница. Автор «Камня» противопоставил себя всему дворянскому и интеллигентскому. Разночинец для Мандельштама — то же, что пролетарий для Маркса. Это не какой-нибудь сельский учитель или фельдшер, а мессианская гипотеза, конструкт нового существа. Разночинец, пролетарий — это тот, кто не имеет своего места ни в одном классовом раскладе. Он — тварь в становлении, плебей на Олимпе. Пепперштейн же по своему языку, по всем своим частнособственническим жестам — интеллигент, парящий в меланхолическом воздухе современной культуры, как космонавт — в невесомости орбитальной станции. Очень даже мило.

Но интеллигенция, хвалёная и хулимая интеллигенция — она ведь мертва, как Нефертити. Акулы капитала и пираньи мелкой буржуазии оторвали голову интеллигенции, сожрали её мозги. Остались только интеллигентские рожки да ножки.

Как же тут быть, что Паше делать?

Он не придумал ничего лучшего, этот наш Орфей, чем отдать себя на растерзание пуделям молодёжной попсы, завитым софистицированными щипцами современного искусства. Эти пудели лижут Пашины пятки и ляжки, сосут яйца и жопу, обслюнявили с ног до головы. Они могут его дососать, как леденец, — до смерти, до палочки. Они греют замёрзшее сердечко Пепперштейна, они размораживают его русский холодец до советского киселя… Форель разбивает лёд?.. Ковбои разбивают лёд?.. Пудель Фауста разбивает лёд?.. Берегись, Паша!

Недавно в берлинской галерее я с умилением рассматривал маленькие вещицы Паши — чёрно-белые псевдоиллюстрации, псевдоминиатюры на ватманских листочках. Красиво, деликатно. Тонко! Это как бы картинки к Пашиному бесконечному роману-эссе о злоключениях Духа в мире беспамятной ядерной катастрофы. Сладко! Грустно! Спектрально! Но этот пепперштейновский роман-эссе в подмётки не годится другому роману-эссе, а именно ясному, мудрому, первопроходческому «Человеку без свойств» Роберта Музиля, потому что Паша — приятель Гройса, а Музиль был другом Спинозы.

Паша почему-то решил, что просвещать читателей глянцевых журналов почётнее, чем сидеть в горах анахоретом и разговаривать с духами. Видимо, опять его попсовый пудель попутал.

Паша, ты — любимый художник Ким Кардашьян и Ольги Свибловой!

Интересно думать об адресате пепперштейновских работ — и сравнивать его адресата с адресатами других талантов и гениев. Думать об адресатах разных художников — полезное занятие.

А ну-ка, посмотрим!

Адресатом Андрея Монастырского является секуляризованный и компьютеризованный монастырь господа нашего Малларме.

Адресатом Малевича были эскимосы и матросы.

Адресатом художника Дубосарского является охотнорядский Щукин.

Адресатом Константина Вагинова было Мёртвое море в теле его.

Адресатом Бертольда Брехта был неродившийся пролетарий.

Адресатом Эдварда Мунка была менструальная красавица леди Макбет.

Адресатом Клее было племя орфических пигмеев.

Адресатом Модильяни была монмартрская кошка Зузу.

Адресатами Сутина были ночные деревья в Венсенском лесу.

Адресатом Пикассо были атланты и кариатиды Эрмитажа.

Адресатом стихов Бродского была студентка в ленинградской ванне, потерявшая в эту ночь девственность.

Адресатом Рогинского был парижанин из ГУЛАГа.

Адресатом позднего Белого был труп Гоголя.

Адресатом Блока была Мария Магдалина.

Адресатом Гранвиля были цветы на Луне.

Адресатом Дюшана была его прапрабабушка, когда она надевала подвенечные панталоны.

Адресатом Гутова был комсомольский вожак из Урюпинска.

Адресатом Лейдермана был Делёз, пропущенный через мясорубку литератора Скидана. А потом — национальный украинский гимн.

Адресатом Осмоловского является группа «Sex Pistols» на пенсии.

Адресатом Курбе был мексиканский мальчишка, возможно, Сикейрос (до его покушения на Троцкого).

Адресатом позднего Гойи был Наполеон — на острове Святой Елены.

Адресатом Одилона Редона был воздушный шар над Сахарой.

Адресатом Константина Звездочётова являются усы запорожцев с картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану».

Адресатом Петра Павленского является всё прогрессивное человечество (в Интернете) и говняная газета «The Guardian».

Адресатом Джотто был семилетний Пьер Паоло Пазолини.

Адресатами Надежды Толоконниковой являются столетний Ричард Хэлл и пятнадцатилетняя Хиллари Клинтон, а также все пети верзиловы мира.

Адресатом художника Литичевского является Мизиано, прикинувшийся Буратино.

Адресатом Эдуарда Лимонова является вечность-бесконечность с бюстами Сталина, Селина, Горького, Лимонова и Молотова.

Адресатом Марины Цветаевой был гром.

Адресатом Гоголя сначала был Пушкин, а потом — Данте.

Адресатами Ричарда Принса являются призраки Уильяма Берроуза и Марлен Дитрих.

Адресатами Уоллеса Бермана являются Жаклин Кеннеди и Ли Харви Освальд, занимающиеся любовью.

Мой адресат — мальчик-с-пальчик.

Адресатом Тарантино является Тарантино.

Адресатом Андрея Тарковского был подросток Аркадий Макарович Долгорукий.

Адресатом Катулла был воробьишка, сражавшийся с римским орлом.

Адресатами Караваджо был мальчик с ананасом и карлик с контрабасом.

Адресатом Павла Пепперштейна постепенно стала Красная Шапочка в плиссированной юбке, с подбритой пиздой.

Адресатами Паши стали читатели журнала «Сноб» и южнокорейские школьницы.

Так что я больше не хочу кушать с Пашей бублики, не хочу трогать его за ухо, не хочу лежать с ним в постели и читать под абажуром рассказ Пришвина, не хочу купаться с ним в нашампуненной ванне. Как все пролетарии, я предпочитаю душ. Да и Паше моя компания не к лицу.

Человек, если он тёмен в голове, может уговорить себя на что угодно: что он художник-концептуалист, живописец, акционист, экспрессионист, конструктивист, иллюзионист.

Человек, если он трус и глупец, может присоединиться к любой стороне в споре: к сталинистам, анархистам, эстетам, православным, атеистам, фашистам, прогрессивистам, фундаменталистам, либералам, молоканам, бесам…

Маркиза де Сада не так-то легко было одурачить. А вот Алексея Цветкова или Александра Дугина — легко.

Человек — это чебурек, как сказал один поэт.