Аньес Мартен-Люган - Ты слышишь нашу музыку?

— Это очевидно. Но как ты можешь восполнить растрату, если он отнимает у тебя все заработанное? Ты же сам говорил! И ты не сможешь притвориться, будто не работаешь, он сразу тебя разоблачит.

Победная мелодия звучала в груди все громче, но я изо всех сил старался сохранять спокойствие. Я свалю его, загоню в капкан, верну себе свою жизнь.

— Да, конечно, тем более что я не собираюсь вешать Вере лапшу на уши и говорить ей, что ни хрена не делаю, — автоматически ответил я Люку. — Теперь, когда Вера снова начала мне доверять, она не простит, если решит, что я бездельничаю. И будет, кстати, права.

— Янис, хватит мотаться туда-сюда, у меня уже голова кружится.

Я остановился и посмотрел на него. По выражению моего лица он догадался, что у меня есть в запасе козырь.

— Какая-то идея?

— Ну да, — ответил я, гордый собой.

Гордость — вот странное чувство, я уже забыл, как это приятно.

— Давай говори! — потерял терпение Люк.

Я глубоко вздохнул. Мое решение принято, окончательно и бесповоротно, даже если я отказываюсь от вещи, которая нам с Верой бесконечно дорога. Эта вещь — часть нас самих, эта вещь — наследство моих родителей.

— Я продам свою берлогу.

— Что?

— Мне нужно было сообразить раньше. Или наоборот, не нужно было, потому что, узнай о ней Тристан, он ухитрился бы и ее отобрать. Полученными деньгами я расплачусь с долгами, мне больше не понадобится поручитель, я отзову его банковскую доверенность, закрою счет и начну с нуля. Стоило это придумать — и все кажется невероятно простым… почти слишком простым.

— Янис, ты только что нашел решение, это правда, но остается одна загвоздка.

— Какая?

— Сроки. Не буду утверждать, что тебе не удастся быстро продать свою квартиру, такое жилье на дороге не валяется. Но деньги от продажи ты получишь лишь через несколько месяцев. Что ты будешь делать до тех пор?

Он по-прежнему лежал на мне, придавив всей тяжестью к дивану, и больно мял запястья. Его лицо приблизилось к моему, я приготовилась к очередной атаке, но продолжала бороться, пытаясь вырваться, хоть и тщетно.

— Ты никогда меня не получишь, — яростно прошипела я. — Никогда я не буду тебе принадлежать. Как и мои дети.

Я сопротивлялась все отчаяннее, а он держал меня все крепче. Соприкосновение с его телом, с его нездоровым желанием пачкало меня. Он снова свирепо впился в мои губы. У меня оставалось все меньше сил на борьбу, по телу растекалась слабость, и одновременно нарастала паника. Как вдруг он стал менее тяжелым, хотя и не отпустил меня, не освободил.

— Готов дать несколько дней на размышление. Если задуматься, предпочту взять тебя с твоего согласия. Но вынужден поставить в известность: если хочешь спасти шкуру Яниса, тебе придется уступить.

— Что еще ты можешь ему сделать? Хуже уже некуда!

— Еще как могу! Элементарно. У меня есть возможность объявить Яниса несостоятельным должником, мне ничего не стоит уничтожить его репутацию, выставить злостным неплательщиком, несерьезным партнером, на которого нельзя положиться, который не выполняет контракты, не завершает проекты. Заодно использую его разрыв с твоим милым братцем, это сделает мою историю более правдоподобной. Он растеряет всех клиентов одного за другим, а я отзову свою банковскую гарантию. Несколько телефонных звонков — и дело в шляпе.

— Нет!!! Ты не можешь так поступить!

Он припечатал свои губы к моим.

— Тебе решать, Вера, — прошелестел он. — Ты сама придешь ко мне, так будет еще лучше.

Потом он разжал руки и легко поднялся, как ни в чем не бывало. Его самообладание и олимпийское спокойствие, но в особенности последние слова заставили меня похолодеть. Меня мутило.

— Тристан, а если бы некий мужчина проделал такое с одной из твоих дочерей…

Он расхохотался, откинув назад голову:

— Бедная моя Вера, ты, значит, не догадалась! Какие мои дочери?! У меня их нет.

— Как?

— Я знал, что проще завоевать твое доверие, если ты будешь считать меня отцом семейства. Еще лучше, если я сыграю роль разведенного отца, растерянного, тоскующего по своим детям. Достаточно было выставить на видном месте фотографии дочерей женщины, с которой у меня была связь несколько лет назад, — и дело сделано. Я всегда догадывался, что эти снимки мне пригодятся. Если хочешь знать, я вообще никогда не был женат…

Он гордился собой, своей ложью, злом, которое творил…

— Ты — просто дьявол во плоти!

— Как мило, Янис мне сказал ровно то же самое. Мне с трудом удалось сесть, я скорчилась на другом краю дивана, как можно дальше от него . Меня трясло. И все же, собрав все силы, я не отводила глаз, продолжая смотреть в лицо этому циничному чудовищу.

— Зачем? — спросила я его в конце концов и не узнала собственный голос.

— Зачем?.. Да затем что Янис — тот, кем я всегда хотел быть.

— Если ты хочешь быть как он, стань для начала порядочным человеком.

— Ну вот, сразу громкие слова! Стань порядочным человеком… Но этого-то я как раз и не умею, Вера.

— Думаю, ты плохо старался.

— Да какая разница! — раздраженно возразил он.

— Послушай, Тристан, вот что ты должен понять. Да, ради Яниса я тебе уступлю, ты сможешь «взять» меня, как ты выразился, я не буду сопротивляться, потому что для меня нет ничего и никого важнее, чем он. Но знай, что я принадлежу и буду принадлежать до конца моих дней только ему.

Его челюсти сжались.

— Если для того, чтобы спасти Яниса, сделать так, чтобы он и дальше хоть как-то существовал, я должна буду пожертвовать собой, я сделаю это. Но тебе достанется мертвое тело, пустая оболочка, и ты никогда не станешь Янисом. Его жизнь тебе не получить. Потому что я больше никогда не буду счастливой, и дети тоже. Янис — наше дыхание, наша энергия, наш свет, а ты станешь нашим мраком, нашим адом.

Взгляд Тристана помутнел, мне показалось, что он растерялся. Неужели он утрачивает свой легендарный самоконтроль?

— Со мной вы будете так же счастливы, как с ним. Я все буду делать, как он. — Это прозвучало жалко. — Вы постепенно привыкнете.

— Нет, ты ошибаешься, тебе не удастся, — жестко возразила я. — Вспоминая последние недели, я вижу, что ты пытался поступать, как он, быть им, но у тебя ничего не вышло. Неужели ты готов утверждать, что мы с детьми были счастливы, были самими собой после расставания с Янисом?

Он оцепенел.

— Вспомни, — продолжала я, — тот первый раз, когда ты увидел нас всех вместе здесь, в этой комнате.

На его лице проступила боль.

— Я и раньше видел вас, — перебил он меня.

— Когда?

На какие-то секунды Тристан ушел в себя, и его губы сложились в грустную улыбку, до этого вечера совершенно немыслимую.

— За несколько недель до ужина у вас в гостях, в тот день, когда моя жизнь пошла под откос, в день знакомства с Янисом. Я встретил вас, тебя и детей, перед архитектурным бюро твоего брата, а вы даже не заметили меня. Я и так был под мощным впечатлением от Яниса, а вы меня добили. Я проследил за вами до самого офиса, а потом долго, спрятавшись, наблюдал и понял, что отныне наши жизни связаны. Янис стал моим наваждением, вы все — мое наваждение, смертельная болезнь, которая непрерывно гложет меня, не отпуская ни на миг.